Я случайно приехал туда, где не был уже больше шестидеся­ти лет.

Поселка По­речье уже нет, на средине, где была большая поляна, стоит вышка-ретранслятор сотовой связи. Это признак прогресса, которого не было в то далекое время. В то вре­мя в коридоре сельсовета стоял один телефон с боль­шими батареями, и каждый мог бесплатно им восполь­зоваться. Телефон этот был единственный на всю округу и соединялся с городом Ту­ринск. Прежде чем позво­нить, надо было покрутить ручку магнето, и женский голос из Туринска соединял с другим абонентом или ин­формировал по заданному вопросу. Мама меня научи­ла звонить, и я спрашивал у «центральной» время.

Сейчас в поселке осталось два ничейных дома. Один большой и не такой уж пло­хой, второй развалюха, но обитаем. В этом доме живет бомжеватая семейная пара и очень голодная, страшно худая собачонка. Собачка за­лаяла на нас, защищая свою территорию и оповещая хо­зяев, что в окрестностях кто-то появился. Глядя на ее ху­добу, мы кинули ей пряник, она его даже обнюхивать не стала, а сразу решила про­глотить и чуть не подави­лась. Собачошка извивалась в конвульсиях, пока пряник не выпал, после этого она его жевнула разок — и он исчез. Она сразу стала нашим това­рищем.

Вышла хозяйка, и я рас­спросил её о житье-бытье. Они оба не работают, дом этот нашли случайно и обжи­ли его. Она мне сказала, что они продают в городе яго­ды, грибы и другую лесную благодать. Денег иногда на хлеб и выпивку хватает. Зи­мой холодно, но лес кругом, дрова близко, речка рядом, а домик небольшой. Огородик с ладошку. На нем немного лука, морковки и еще что-то. Одеваются с мусорки. Так и живут вот уже шестой год. Работать негде.

На месте когда-то боль­шого сельсовета ровная пло­щадка, недалеко имеется остановка поезда. Разъезд сейчас служит для высадки и посадки путейцев да гриб­ников.

О том, что поселок По­речье был небольшой, но жилой и действующий, на­поминает большая рука со звездой, торчащая из земли. Это памятник погибшим в боях в Великую Отечествен­ную войну. Вокруг памят­ника завалившаяся оградка. Все как-то навеяло грусть.

Я учился в этом поселке и там, где стоит вышка, была моя дорога в школу. В этом бывшем поселке я почему-то вспомнил о смерти Сталина и последующем расстреле Берии. Вспомнились слезы по одному и костер с портре­тами другого.

Читая воспоминания кач­канарцев о том, как тяжело им жилось при переселении и как затем, потом и кро­вью, отстраивали они новое жилье в уральских поселках, как натерпелись от прошлой власти, я тоже вспомнил свое детство.

Мы жили в этом посел­ке в деревянном трехквар­тирном одноэтажном доме с большими завалинами и нестроганым полом, впо­следствии выскобленным ножом-скобляком. Кварти­ры состояли из прихожей и печки пекарни. Все удобства были на улице, а нам, что по­меньше, на ночь ставилось ведро у входной двери. Спа­ли мы на полу, закрывшись шубейкой, в которой и ходи­ли в школу. Потом появилась общая кованая кровать, на которой мы все умещались поперек. Стало теплее спать, и от порога по полу переста­ло нести холодом.

Раза два в год в семейном матрасе менялась солома, и ее колкие концы впивались в наши бока. Запах свеже­го дурманил ноздри. Было весело. Война была еще со­всем близко, да и револю­ционеров я видел живых, некоторые из них прошли войну. Было много мужчин без руки или ноги. Безно­гие ходили на деревяшках, выстроганных из липы, она полегче. Ели мы все, что было доступно. В лесу было много ягод, грибов и слад­кого соснового луба, кото­рый мы умело соскребали с молодых сосенок. Но основ­ной пищей были свой хлеб, испечённый на поду печи пекарни с примесью кар­тошки, и отварная картошка в мундире.

Удивительно, но мне за­помнились эти годы, как годы возрождения страны после опустошительной во­йны. Люди перестали голо­дать. Жизнь налаживалась быстро. В поселке появился свет, заработал генератор. Вначале свет давали до деся­ти вечера, а потом и позднее. Заговорило радио в домах и на столбах, появились ко­лесные трактора с шипами, грузовики «Захар» и «студе­бекер».

Жизнь менялась на гла­зах. Радостно было и нам, ребятишкам, когда возле школы возвели спортивную площадку. Там же был по­ставлен столб с гигантски­ми шагами, а мы гурьбой по поселку катали колесо. Было такое увлечение, это потом появился велосипед, и име­ли его счастливцы.

Да, трудное было время, но жаловаться на судьбу я не хочу. Это было время надежд и возможностей. Учили всех. Об этом нам напоминали те, кто помнил революцию и жизнь до нее, когда гра­моте обучалась только треть населения. В нашем классе из двадцати учеников отцы вернулись только у шести, ни один ученик не был обде­лен вниманием или обижен тем, что в их семье мало де­нег, нет ни коровы, ни козы и земляной пол. В школе нам не давали ни завтраков, ни обедов, но это не мешало нам всем учиться. Еще тор­чала солома из худых вале­нок, и ругали за оторванную заплату, но совсем бесплат­но учили, ставили прививки и водили строем на рентген, и там, в темной комнате, мы вместе с рентгенологом ис­кали пятна между ребер друг у дружки.

Наверно, мне могут за­дать вопрос, коснулся ли нашу семью тридцать седь­мой год или гражданская война с революцией. Рево­люция коснулась всех, но это наша история, и ее надо принимать такой, какой она прошла. Один из моих дедов был расстрелян кол­чаковцами, другой сгинул в тюрьме в тридцать восьмом. Представлять, что в этом виноваты только коммуни­сты, я не могу, и тот скачок в развитии страны при без­грамотном населении без революции тоже не воспри­нимается. Стреляли с обеих сторон. С обеих сторон были большие потери, и ни тот, ни другой не хотел отпускать свои идеалы. У одних это были деньги, власть и при­вычный уклад, у других идея равенства и братства.

У меня было счастливое, хоть и голодное детство. Не было компьютеров и сото­вых телефонов, их не было в принципе. Но, например, наличие своего автомобиля не делает жизнь прекрас­ной. Наш поселковый клуб принимал всех — и старых, и малых. Там всегда рабо­тал батарейный ламповый приемник, были бильярд, шахматы с шашками, горе­ли десятилинейные лампы и от движка показывали кино. Без этого клуба не воспри­нималась жизнь поселка.

Мы, пацаны, бывали там чуть не каждый вечер, с ра­достью вдыхая ядреный дым от самосада, струящий­ся от самокруток недавних вояк, слушая их фронтовые рассказы. Эти люди чтили победу и не ждали за нее финансового вознагражде­ния. Горды они были тем, что отстояли Родину. С каж­дым годом их становилось меньше.

Давайте примем историю такой, какая она есть. Не бу­дем искать виновных в на­шей прошлой жизни, от это­го жизнь не станет лучше и веселей. Мне больно за иску­роченные лифты, мат и грязь на улицах, власть денег и престижа. Пора уже понять, что необходимо строить, а не ломать и обогащаться, строить не только церкви, а дешёвые квартиры, заводы, здоровые отношения между людьми. Жить и улучшать жизнь надо нам, не кивая на предков. Нам в наследство оставили великую державу, которую мы развалили и вот уже четверть века не можем поднять с колен. Пора всем надежнее брать в руки ора­ло, а мечи и автоматы пере­ковывать.

На пороге весна, как и в прежние годы, город приби­рается. Все вместе мы сдела­ем это быстрее, чем те служ­бы, которые за это отвечают. Не будем исписывать стены и ломать все, что под руку попадает.

Еще мне хочется, чтобы любой маленький человек стал ЧЕЛОВЕКОМ, с достой­ной, справедливо заработан­ной зарплатой, обеспечива­ющей достойную жизнь.

Как это получится в на­стоящих условиях, я не знаю.