Машинист электровоза УГЖДТ Александр Боданин – личность в городе небезызвестная. Он неоднократно выступал в под­держку профсоюзного комитета в отстаивании прав работников комбината, не боялся озвучивать существующие проблемы и задавать острые вопросы руководству. В начале марта мужчи­на был уволен с Качканарского ГОКа. Официально – в связи с отсутствием вакантных должностей, подходящих качканарцу по медицинским показаниям. Неофициально – за активную про­фсоюзную позицию, за которую управляющий директор КГОКа Алексей Кушнарев назвал его экстремистом. Что думает об этом сам Александр — в нашем интервью.

Ярлык «экстремиста»

– В марте Алексей Куш­нарев, как нам стало из­вестно, во время своего совещания назвал вас «экс­тремистом», которого не должно быть не только на комбинате, но в профсою­зе и в городе. Вы себя тако­вым считаете?

– Слышать об этом мне было несколько забавно. Я специально посмотрел точ­ную формулировку понятия: термин применяется, в ос­новном, к тем, кто выдвига­ет политические требования против страны. Алексей Вла­диславович и часть высшего руководства Евраза отчего-то считают, что патриотизм дол­жен быть исключительно к их корпорации, словно это наша родина, которой мы должны служить беззаветно, не требуя ничего взамен. Но я гражданин российского го­сударства, а не лондонской компании. Мне неясно, в чем проявляется мой экстремизм. В том, что я снял видеоро­лики и начал выкладывать новости профсоюза и то, что происходит на комбинате, в более широкий доступ? Но извините, мы живем в век ин­формационных технологий, и думать, что все проблемы бу­дут «вариться» исключитель­но на уровне Качканара, мне кажется, глупо.

– К чему вы призывали, за что получили такой яр­лык?

– У Виктора Шумкова есть такая мысль: «Евраз своими действиями по отношению к людям сам себя уничтожит». Но я не хочу уничтожать Ев­раз. Это транснациональная компания, и наше государ­ство должно реагировать на ее действия. Я считаю, что компания откровенно гра­бит наше государство, и как патриот, а не экстремист, я должен об этом заявлять. Уничтожение компании ни­кому не нужно, я хочу, чтобы Евраз начал по-человечески относиться к людям, которые работают на него, вкладывать деньги в развитие комбината, людей, города…

Думаю, управляющего ди­ректора однозначно задело мое выступление на профсо­юзном съезде в Москве. Но что я такого сказал? То, что я не вижу реального социаль­ного партнерства – это так и есть. То, что меня всеми пу­тями пытались уволить – они меня уволили. Тема эта заслу­живает отдельного судебного разбирательства, которое еще предстоит. И основанием слу­жат метания Центра профпа­тологии в постановке трех разных заключений, опро­вергающих и отменяющих друг друга, а также обвинения руководства в мой адрес в на­рушении охраны труда.

– Вероятно, ярлык «экс­тремиста» был повешен на эмоциях…

– Да, но человек такого уровня не должен быть столь эмоциональным и бросать­ся такими словами. Хотя это согласуется с тем, что было на последней встрече мэра с профсоюзами, на которой я спросил Сергея Набоких: где государственная власть в на­шем городе? Ее нет. Городом управляет корпорация. Она скупила половину СМИ, вме­шивается в бюджетные про­цессы. А где власть? Почему она не занимает никакую по­зицию? Тот же Алексей Куш­нарев чувствует себя здесь неким наместником бога на земле, говоря, что меня не должно быть в комбинате, в городе. Я уверен, что если бы вместо Анатолия Пьянкова был кто-то другой, меня бы не стало и в профсоюзе. Сегодня это единственная организа­ция, которая способна проти­востоять всевластию Евраза. Для меня странно, что мэрия сегодня занимает стороннюю позицию и не поддерживает профсоюз, хотя при совмест­ных действиях городу было бы проще отстаивать свои интересы. Профсоюз – это ор­ганизованная сила, которая может реально поднимать проблемы на поверхность, озвучивать их и доносить до высших властей. Тот же Денис Паслер приезжал в 2016 году потому, что профсоюз орга­низовал митинги. Вспомним, как врачи «Скорой помощи» проводили митинг, сколько человек вышло – 100-200? А профсоюз собирает по 2000 человек…

«Показательная порка» от Евраза

– Расскажите о вашем хроническом заболевании, которое спустя восемь лет работы вдруг стало основа­нием для противопоказа­ния к работе.

– Еще в 18 лет я устроился в комбинат слесарем в депо УГЖДТ, уже тогда у меня было заболевание «бронхиальная астма». Время от времени проявлялись приступы, я хо­дил на больничный. Потом я уволился, перешел работать в коммерцию, где больничные не приветствовались. При­ступы астмы исчезли сами собой, и про заболевание я как-то даже забыл.

Потом узнал про курсы помощников машинистов на КГОКе. На курсы можно было устроиться только через мед­санчасть. Меня проверили, сказали, что если состояние ухудшится или появятся при­ступы, то переведут обратно в слесаря. Я согласился. Но за восемь лет не было ни одного больничного, периодически проходил только медосмот­ры.

В 2011 году я обследовал­ся в Центре профпатологии, и меня признавали годным к работе. В 2016 году Центр сообщает, что мне нельзя ра­ботать. Спорить с врачами я не стал, но диагноз мог изме­нить аллерголог. Аллергопро­бы показали, что я здоров. Результат был предъявлен в Центр, который изменил ди­агноз и признал меня годным к работе. Письменного заклю­чения на руки мне не выдали, но предоставили дополнение к паспорту здоровья со все­ми положенными печатями и подписями специалистов. Я привез дополнение на работу, где с меня начали требовать заключение Центра и одно­временно стали прессовать по охране труда. А позже я узнал, что Центр профпато­логии вновь изменил диагноз и сделал меня негодным к ра­боте.

– Можно ли ваше уволь­нение назвать «показатель­ной поркой» от руковод­ства?

– Да. Я считаю, что со сто­роны работодателя все было сделано для того, чтобы пока­зать, что профсоюз не спосо­бен защитить своих активи­стов. Они специально бьют по этому месту.

– Означает ли это, что кампания Евраза по дис­кредитации профсоюза ча­стично удалась?

– Я бы так не сказал, хотя она ведется довольно давно. Тайное голосование на выбо­рах председателя в 2016 году показало, как на самом деле относятся работники к Ана­толию Пьянкову и, соответ­ственно, профсоюзу. Если бы к профсоюзной организации не было реального уваже­ния, голосование прошло бы по-другому. Притом, сколько денег было вложено Евразом ради этих выборов, какая пи­ар-кампания проводилась для того же Игоря Кукушкина, последний набрал смешное количество голосов: присут­ствующих из УГЖДТ в зале было намного больше, чем проголосовавших за него. Получается, даже в его род­ном цехе поддержали Игоря не все. А результат выборов показал, что и в среде ИТР очень многие сегодня против той политики, что проводит Евраз.

Забастовка в мою защиту не нужна

– Зачитаю коммента­рий Натальи, оставленный в ваш адрес на нашем сай­те: «Вы, товарищ Боданин, мессией себя возомнили местного розлива, откры­ваете глаза тысячам людей, до вас, конечно, не суще­ствовало профсоюзного движения во всем мире, оно появилось только бла­годаря вам лично. А на каком основании вы при­грелись в профкоме орга­низации, к которой не име­ете уже отношения в связи с увольнением?».

– Во-первых, она, видимо, не удосужилась посмотреть Устав профсоюзной организации, который позволяет состоять в профсоюзе даже неработающему человеку, особенно, если это человек был уволен. Во-вторых, хочу отметить, что членом про­фкома меня выбрали на кон­ференции. И то, что я сегодня уволен, не обнуляет всех тех голосов и не означает, что меня можно сразу же убрать из профсоюза. В профкоме я все равно остаюсь. По пово­ду того, что я возомнил себя мессией – что значит «мес­сия»? Говорить о том, что творится на комбинате чуть громче других, разве это мес­сия? Я верю в силу нашего профсоюза, считаю, что меня смогут защитить, в какой сте­пени – посмотрим. Но просто молчать, как другие, я не счи­таю нужным.

– Ваше увольнение не вызвало активных дей­ствий профсоюза, никто не объявил забастовку в за­щиту вас и других уволен­ных. Та же НатальЯ назвала все это «мышиной возней», которая никому не нужна… Согласны?

– Говоря такие слова, На­тальЯ показывает собствен­ное отношение к этому. Но для меня эта «возня» важна. В свое время я общался на эту тему с бывшим председате­лем профкома УГЖДТ Ана­толием Забегаевым, который пытался «наставить меня на путь истинный», говорил, что меня все бросят, а про­фсоюз сольет. Но сегодня я, как и тогда, продолжаю вы­ражать свою точку зрения, а не Анатолия Пьянкова или Владимира Помазкина. Я от­лично понимал, чем мне это грозило. Я высказываю своё мнение, несмотря ни на что, считаю, что и без этой рабо­ты не пропаду. Призывать людей меня защищать – для чего? Забастовка – это не средство защиты интересов одного конкретного человека или небольшой группы лиц. В забастовке отстаивают гло­бальные интересы всего кол­лектива.

Помню, как Игорь Кукуш­кин привел на раскоманди­ровку Виктора Шумкова и других отстраненных желез­нодорожников, и сразу на­чали говорить о забастовке. Я спроси: прежде чем заба­стовку проводить, вы отдали дело в суд? У начальников было медзаключение о том, что машинисты не пригодны к работе, и никакая забастов­ка не отменила бы это заклю­чение. Нужно разбираться в суде, не втягивая весь коллек­тив. Но когда дело дойдет до составления коллективного договора, давайте в один из пунктов пропишем, что не должен применяться 796-й приказ Минздрава. А после заявлять, что коллектив готов к протестным действиям. Но сегодня этого не произошло, и работодатель по-прежнему применяет этот приказ.

– Но для выражения со­лидарности не обязатель­но прибегать к забастовке, есть работа по правилам.

– Не бывает такого, чтобы коллектив сам по себе орга­низовался и провел солидар­ные действия, нужен лидер. А любого, кто может поднять голову чуть выше – тут же вы­черкивают. Есть те, кто вроде бы мог в силу своего автори­тета повести за собой, но они задумываются, а что с нами будет, ведь мы можем на его месте оказаться. Большин­ство работает на комбинате с окончания школы, ГПТУ – это единственное и постоян­ное место работы, и потерять его – словно выпасть из зоны комфорта.

– В 2011 году Владимир Жириновский предлагал ввести уголовную ответ­ственность за нарушение трудовых прав по моти­вам принадлежности к общественным объедине­ниям, партиям, религиоз­ным организациям. Это, так скажем, политическое увольнение, которое се­годня прослеживается и на вашем примере. Анатолий Пьянков не раз рассказы­вал о своем отце, который был осужден на пять лет за невыполнение незаконных требований прокурора. Он называл это «непочтение к родителям». Нужна сегодня такая статья?

– Я не стал бы свое уволь­нение называть политиче­ским. Это больше напоминает «воспитание рабов». Государ­ство передало в руки ком­паний функцию управления душами «крестьян», не защи­щая их на должном уровне.

– Глава Дивизиона «Урал» Максим Андриасов как-то высказался, что на НТМК и КГОКе у людей раз­ный менталитет. Это так?

– Вполне возможно. Мен­талитет – это воспитываемая среда. На НТМК не было ни одной забастовки. На КГОКе в 90-е годы коллектив смог объединиться и заставил ру­ководство выполнять его ус­ловия. Эта победа окрылила людей, и они до сих пор верят в свои силы. Они воспитали свой менталитет. На НТМК такого не было никогда, они довольствуются тем, что есть. У них профсоюз плавно пере­кочевал из Советского Союза в новый коллектив. На Качка­наре сегодня добиваются из­гнания мысли, что коллектив вообще может противостоять.

Евраз должен обратить внимание на проблемы КГОКа

– Какие проблемы сегод­ня есть в УГЖДТ, о которых много говорят, но не реша­ют?

– Проблемы схожи между собой по всему комбинату. Самое главное – это полный технологический развал. Нужно закупать новое обо­рудование. Около пяти лет назад Евраз приобрел по­следние новые локомотивы, в цехе четыре типа локомо­тивов, два из которых – не­мецкого производства начала 70-х годов. Запчастей на них нет, как нет и гарантийного ремонта. Да и как можно да­вать какие-либо гарантии на технику, которая более соро­ка лет находится в эксплуа­тации? Все разваливается, а спрос идет с людей. Прямо на линии рабочие должны поддерживать оборудование в рабочем состоянии – а это нарушение охраны труда и техники безопасности.

В одном из последних не­счастных случаев пострада­ла женщина-токарь, которая работала на станке. В проис­шествии обвиняют мастера, который не доложил, что ста­нок не оборудован блокиров­кой безопасности. Но у нас нет станков с блокировками в принципе. Возникает во­прос: а куда смотрит Отдел охраны труда? Кто принял эти станки? Виноватыми всегда становятся мастер либо сам работник, а то, что нужно приобретать новые станки – на это никто не об­ращает внимания. Но станки 1960-х годов! Столько вре­мени прошло, а технологии остались прежними. Вот уже много лет не могут запустить Собственно-Качканарское месторождение, никаких технологических новшеств нет, фабрики разваливаются, и тому есть документальные доказательства, но ничего не улучшается. Дожидаются не­счастного случая – и только потом начинают что-то де­лать.

Покупка «БелАЗов» и электровозов – это недоста­точный вклад в производ­ство. Фабрики находятся в катастрофическом положе­нии! Директор лично был на фабрике дробления и видел, что стоят четыре разных дро­билки, удивлялся, но люди по-прежнему продолжают работать в этих условиях.

– Выполняет ли свои обязанности Игорь Кукуш­кин как председатель про­фкома УГЖДТ?

– Я считаю, что он выпол­няет их на среднем уровне. У него гораздо больше воз­можностей и рычагов, чем он применяет.

– Чего вы хотите добить­ся с помощью суда?

– Во-первых, признать неправомерными действия Центра профпатологии, ко­торый трижды менял заклю­чение. Во-вторых, восстано­виться на работе.

Для чего создан Центр профпатологии? Чтобы за­ботиться о здоровье работ­ников или чтобы выполнять карательные функции? На мой взгляд, Евраз сегодня пользуется Центром, чтобы улучшить статистику про­фзаболеваний. У человека выявляют предрасположен­ность, которая, возможно, через два-три года разовьет­ся в профзаболевание, а зна­чит, он обратится в больницу и будет иметь право на соот­ветствующие выплаты. Вы­являя предрасположенность, человека заранее оставляют без работы, выбрасывают за борт с выплатой двухнедель­ной компенсации. В моем случае мне были предостав­лены вакансии, но которые заведомо были для меня не приемлемы. По-моему, было бы неплохо обязать работо­дателя выплачивать средне­месячный заработок в виде материальной помощи на срок до полугода сотрудни­кам, уволенным по медицин­ским показаниям, в случае если им не предоставлено никакого трудоустройства. Данная мера заинтересова­ла бы работодателя в поиске реальных вакансий для со­трудников, потерявших свое здоровье за время работы на предприятии. Сегодня ком­пания рапортует о резком снижении профзаболеваний в 2016 году, но то, что людей выкидывают на улицу без средств существования и с заболеванием, – это остается за скобками.