Чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его язык
Кто последний?
— Кто последний?.. Я — за вами.
— Я — крайний, а не последний… Крайний я! Понимаете?
Нет, не всякий поймет этого человека, который почему-то почувствовал себя оскорбленным. Казалось бы, чего обижаться? Ведь у всякой очереди края-то — два. И тот, кто стоит в начале, — тоже крайний, но он первый. А с другого края, в конце очереди — последний.
Да что тут объяснять? Может, лучше вообще выбросить из нашего языка это несчастное слово «последний»? Выбросить, чтобы не обижались последний школьный звонок, последний месяц года декабрь, последний день Помпеи, «последняя туча рассеянной бури» — да мало ли еще у нас этих прекрасных последних?
Удивительные мы люди! Ведь знаем, что слова в русском языке — многозначны. Но почему-то в слове «последний» предпочитаем видеть единственный, самый последний, какой-то унизительный и оскорбительный смысл.
Да что уж говорить о нас, темных провинциалах, если известные, авторитетные и вполне просвещенные люди — туда же?
Вот Валдис Пельш рассказывает телезрителям об одной из своих экспедиций: «Крайняя экспедиция была зимой», «Вот ее крайние фотографии», «Крайняя возможность была…», «Крайний раз мы с ним встречались…»
Вот Ханума: «Моя крайняя роль была…»
А вот любимый Якубович беседует со своими игроками: «Когда вы видели своего дядю крайний раз?», «Главное — услышать крайнюю фразу».
Впрочем, не в почете у нас и другие слова. Зато фразы: «Отжать бабла!», «Купили хату за три ляма», «Выпили шампусика» — становятся привычными и понятными, особенно в общении подростков.
Есть на «Домашнем» канале передача «По делам несовершеннолетних».
— Я бы с ней замутил. Стал клинья подбивать…
— На него все бабы клюют.
— Я замутил с Нинкой. А Ленка — не моя тёлка…
— Я сказал ей, что секса больше не будет до десятого класса…
Вот так. И ни разу про любовь. Видимо, и слова-то такого они не знают. В отношениях — одна сплошная муть. Опошляются чувства, опошляется речь.
Правда, сравнительно недавно наша речь обогатилась. В обычной жизни и в экранной зазвучало новое слово. Даже не совсем новое, а так, слово-выродок.
— Походу, правду от меня они скрывали.
— Мне, походу, здесь не рады.
— А подозреваемых, походу, в камеру отправят…
Было понятное вводное слово «похоже» — изуродовали. Для чего? Чтобы обогатить наш язык? Так его и без нас хорошо «обогащают».
Я – менеджер!
И тут мы снова вернемся к Якубовичу.
— Ну, расскажите: кто вы по профессии? — спрашивает Леонид Аркадьевич.
— Я менеджер, — гордо отвечает игрок.
— Чем же вы занимаетесь? — и, выслушав объяснение: — Ну, вот, всё понятно. А то — «менеджер»! Какой вы менеджер? Вы же — русский!
Молодец Якубович, заставляющий не забывать, что мы — русские!
И впрямь, зачем говорить «менеджер», если есть русское слово «управляющий»? Зачем вместо русского «наблюдение» говорить «мониторинг»?
Мы не задумываемся над этим, а между тем в наш язык вливаются и вливаются чуждые ему иностранные слова. Кажется, еще совсем недавно наши предки «казнокрадство» так и называли, а теперь это некрасивое явление прячут за «коррупцией». Вместо русского «самоубийство» появился «суицид». Беззвучные, лишенные смысла слова.
И это происходит не само собой. Нас сознательно отрывают от наших предков, от их культурного достояния, ослабляют и разрывают связь поколений. Наша молодежь уже «обогатила» свою лексику такими перлами, как бой-френд, гей-клуб. бодипирсинг, ксивник, лейбл, пофигист, ништяк, хавальник, шопинг, татуаж, транссексуал, прикид и многими-премногими другими. Эти слова и понятия, которых не было раньше, хлынули лавиной — и молодые умы и души превращаются в хранилище аморальных разлагающихся отбросов. При этом высокие понятия опошляют, принижают, «замещают».
Этот мутный поток заметно усилился в период перестройки, когда мы преклонённо повернули свою голову на Запад. И оказалось, что я — совершенно безграмотный человек, недоучка какая-то. Вот читаю новость: «Осенний трейл по лесу». И думаю: «Что это за зверь такой осенний в лесу?» Но меня тут же просвещают — и из сноски под заметкой на меня набрасывается еще более страшный зверь трейлраннинг. А оказывается, что это просто бег, такой вид спорта.
Мне и выговорить-то это слово непросто. Но, дескать, ничего — учитесь, не удивляйтесь и не возмущайтесь, а привыкайте: привыкли же когда-то к кроссу (тоже бег).
Действительно, и как я раньше могла жить без таких явлений, как шопинг, флэшмоб, квест, кэшбэк и прочая заумь?
У русских был городской голова, а теперь мэр без труда одолевает главу. Да и как иначе, коли у нас появились не городские, а муниципальные — учреждения, образования и т.д. Русские бы сказали: предварительное голосование — а у нас праймериз. Кому это надо? Избирателям? Нет, это надо тем, кто ведет наступление на Россию — изо дня в день, из года в год. И эти чуждые слова медленно, но верно меняют наши представления о жизни — и о родном доме мы уже говорим: «В этой стране…»
Вместе с подростками и молодежью мы легко и жадно впитываем новые понятия, а вместе с ними и новую мораль.
Что такое Россия? Это русская земля, русский народ и русский язык. И самым уязвимым, конечно же, является язык. Уничтожить язык – значит уничтожить русский народ. И сейчас на наших глазах враг громит русский язык, убивает русские слова, отбирает у языка целые области (например, компьютерную терминологию) — и народ преспокойно взирает на это, как будто у него ничего не отбирают.
Реформаторы
Да, мы сами тоже хороши.
А началось с большевиков, с начавшейся в 1918 году реформы русского правописания. Эта реформа и пробила брешь в нормах русского языка. Брешь, в которую хлынули мутные потоки нововведений и иноязычных заимствований. «Многие считают, что заимствование русским языком иноязычных слов происходило всегда. Но они путают количественный анализ с качественным, — пишет защитник русского языка Вадим Рыбин. — До 1920-х годов заимствование было на два порядка медленнее, чем при большевиках, и на три порядка медленнее, чем сейчас, и к тому же не исключало русское словообразование и не изживало из языка родные слова». А сейчас идет обеднение, загрязнение и упрощение русского языка.
Упрощение началось с того, что нашим «реформаторам» многие буквы (обозначающие один и тот же звук) показались лишними — и их безжалостно исключили.
А вот греки, например, у которых на один и тот же звук по нескольку букв, не считают эти буквы лишними. То же — у французов и немцев. А уж про английское правописание и говорить нечего. Почему же в европейских языках не отменили лишние буквы? Да потому, что берегут свои ценности, чтобы передать их последующим поколениям. Потому что заботятся об устойчивости своих языков. Известный исследователь русского языка Л.Крысин в книге «Русское слово, свое и чужое» пишет, что «устойчивость языка — одно из очень важных его достоинств», что «огромное значение сохранности языка осознано и оценено в большинстве стран, кроме, увы, России».
Не удивительно, что и в наше время не прекращаются попытки сократить, урезать наш алфавит. Еще недавно бывший министр науки и образования Ольга Васильева вещала, что с 2020 года должны исчезнуть буквы «Ы» и «Ъ», вместо которых будет употребляться «Ь» (мягкий знак), вместо буквы «Ё» будет использоваться «Е», а вместо «Ц», «Х», «Ч», «Ш» и «Щ» будет введена новая буква, начертание которой находится в процессе утверждения. По ее словам, цивилизации, в алфавитах которых ровно 26 букв, развиваются быстрее и реже переживают политические кризисы. К тому же, сокращение алфавита позволит сократить учебные часы, выделяемые на русский язык, и освободить место для более важных дисциплин, таких, как «Основы православной культуры» и «Основы безопасности жизнедеятельности» (ОБЖ).
Поддержка и опора
А ведь в Кириллице было 43 буквы, а падежей в русском языке — 15! Представляете, насколько богаче были наши предки, как тонко чувствовали они многогранные оттенки родной речи! «Русский человек мог воспринимать 43 буквы (и звука тоже), — пишет кандидат филологических наук Ольга Мирошниченко. — Это в два раза больше, чем европеец, у которого в алфавите 24-27 букв. Это же симфонический оркестр по сравнению с квартетом или октетом! Сокращение алфавита ведет к сокращению умственных способностей русского человека».
Не случайно против нашего алфавита объявлена война. И многие буквы уже погибли в этой войне и стали неизвестными солдатами. Погибли как герои. А героям у нас ставят памятники. И в память обо всех погибших есть у нас памятник букве «Ё», сражения за которую не прекращаются и поныне. «Ё» — самая энергичная из всех гласных (всегда ударная). Эту букву не печатают, видимо, в надежде на то, что через два-три поколения она уйдет из языка.
Памятник букве «Ё» установлен в 2005 году в Ульяновске, на родине знаменитого историка и литератора Николая Карамзина, который впервые напечатал эту букву в своих трудах.
А еще, друзья, сейчас очень кстати вспомнить нам Ивана Тургенева, которого все учили в школе:
«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?»
Друзья мои, не бывает ли у вас дней сомнений и тягостных раздумий о судьбах России? Не впадаете ли вы в отчаяние при виде всего, что в настоящее время совершается у нас дома? А я, пожалуй, только сейчас, при виде всего, что совершается дома, только сейчас, а не в школе по-настоящему осознала, что единственная поддержка и опора для России — это русский язык. Погибнет язык — погибнет и русский народ.
Так неужели придет такое время, когда о русском языке, как о букве «Ё», будет напоминать только памятник?..
Знаю, что ученые долгие годы просят защитить русский язык. Защиту обещали и поправки к Конституции. И я обращаюсь к статье 68 нового текста нашего Главного Закона.
«Государственным языком Российской Федерации на всей ее территории является русский язык», — гласит первый пункт этой статьи. И больше о русском языке — ни слова. А где же обещанная защита? Разве что в пункте третьем? «Российская Федерация гарантирует всем ее народам право на сохранение родного языка, создание условий для его изучения и развития».
Ну, коли всем гарантируется право на сохранение родного языка, то и мой родной русский язык сохранится. Но в каком виде и как долго?..
Тягостные раздумья не покидают. Но хочется быть оптимисткой, верить в великий народ, которому дан великий язык.
