Наш великий и могучий

Чтобы уничтожить народ, надо уничтожить его язык

 Кто последний?

— Кто последний?.. Я — за вами.

— Я — крайний, а не по­следний… Крайний я! Пони­маете?

Нет, не всякий поймет этого человека, который по­чему-то почувствовал себя оскорбленным. Казалось бы, чего обижаться? Ведь у вся­кой очереди края-то — два. И тот, кто стоит в начале, — тоже крайний, но он первый. А с другого края, в конце оче­реди — последний.

Да что тут объяснять? Мо­жет, лучше вообще выбро­сить из нашего языка это не­счастное слово «последний»? Выбросить, чтобы не обижа­лись последний школьный звонок, последний месяц года декабрь, последний день Помпеи, «последняя туча рассеянной бури» — да мало ли еще у нас этих прекрасных последних?

Удивительные мы люди! Ведь знаем, что слова в рус­ском языке — многозначны. Но почему-то в слове «по­следний» предпочитаем ви­деть единственный, самый последний, какой-то унизи­тельный и оскорбительный смысл.

Да что уж говорить о нас, темных провинциалах, если известные, авторитетные и вполне просвещенные люди — туда же?

Вот Валдис Пельш рас­сказывает телезрителям об одной из своих экспедиций: «Крайняя экспедиция была зимой», «Вот ее крайние фо­тографии», «Крайняя воз­можность была…», «Крайний раз мы с ним встречались…»

Вот Ханума: «Моя край­няя роль была…»

А вот любимый Якубович беседует со своими игрока­ми: «Когда вы видели своего дядю крайний раз?», «Глав­ное — услышать крайнюю фразу».

Впрочем, не в почете у нас и другие слова. Зато фразы: «Отжать бабла!», «Купили хату за три ляма», «Выпи­ли шампусика» — становятся привычными и понятными, особенно в общении под­ростков.

Есть на «Домашнем» кана­ле передача «По делам несо­вершеннолетних».

— Я бы с ней замутил. Стал клинья подбивать…

— На него все бабы клюют.

— Я замутил с Нинкой. А Ленка — не моя тёлка…

— Я сказал ей, что секса больше не будет до десятого класса…

Вот так. И ни разу про лю­бовь. Видимо, и слова-то та­кого они не знают. В отноше­ниях — одна сплошная муть. Опошляются чувства, опо­шляется речь.

Правда, сравнительно не­давно наша речь обогатилась. В обычной жизни и в экран­ной зазвучало новое слово. Даже не совсем новое, а так, слово-выродок.

Походу, правду от меня они скрывали.

— Мне, походу, здесь не рады.

— А подозреваемых, похо­ду, в камеру отправят…

Было понятное вводное слово «похоже» — изуродо­вали. Для чего? Чтобы обога­тить наш язык? Так его и без нас хорошо «обогащают».

Я – менеджер!

И тут мы снова вернемся к Якубовичу.

— Ну, расскажите: кто вы по профессии? — спрашивает Леонид Аркадьевич.

— Я менеджер, — гордо от­вечает игрок.

— Чем же вы занимаетесь? — и, выслушав объяснение: — Ну, вот, всё понятно. А то — «менеджер»! Какой вы ме­неджер? Вы же — русский!

Молодец Якубович, за­ставляющий не забывать, что мы — русские!

И впрямь, зачем говорить «менеджер», если есть рус­ское слово «управляющий»? Зачем вместо русского «на­блюдение» говорить «мони­торинг»?

Мы не задумываемся над этим, а между тем в наш язык вливаются и вливают­ся чуждые ему иностранные слова. Кажется, еще совсем недавно наши предки «каз­нокрадство» так и называ­ли, а теперь это некрасивое явление прячут за «корруп­цией». Вместо русского «са­моубийство» появился «суи­цид». Беззвучные, лишенные смысла слова.

И это происходит не само собой. Нас сознательно от­рывают от наших предков, от их культурного достояния, ослабляют и разрывают связь поколений. Наша молодежь уже «обогатила» свою лек­сику такими перлами, как бой-френд, гей-клуб. боди­пирсинг, ксивник, лейбл, по­фигист, ништяк, хавальник, шопинг, татуаж, транссексу­ал, прикид и многими-прем­ногими другими. Эти слова и понятия, которых не было раньше, хлынули лавиной — и молодые умы и души превращаются в хранилище аморальных разлагающихся отбросов. При этом высокие понятия опошляют, прини­жают, «замещают».

Этот мутный поток за­метно усилился в период перестройки, когда мы пре­клонённо повернули свою голову на Запад. И оказалось, что я — совершенно безгра­мотный человек, недоучка какая-то. Вот читаю новость: «Осенний трейл по лесу». И думаю: «Что это за зверь та­кой осенний в лесу?» Но меня тут же просвещают — и из сноски под заметкой на меня набрасывается еще более страшный зверь трейлран­нинг. А оказывается, что это просто бег, такой вид спорта.

Мне и выговорить-то это слово непросто. Но, дескать, ничего — учитесь, не удив­ляйтесь и не возмущайтесь, а привыкайте: привыкли же когда-то к кроссу (тоже бег).

Действительно, и как я раньше могла жить без таких явлений, как шопинг, флэш­моб, квест, кэшбэк и прочая заумь?

У русских был городской голова, а теперь мэр без тру­да одолевает главу. Да и как иначе, коли у нас появились не городские, а муниципаль­ные — учреждения, образова­ния и т.д. Русские бы сказали: предварительное голосо­вание — а у нас праймериз. Кому это надо? Избирателям? Нет, это надо тем, кто ведет наступление на Россию — изо дня в день, из года в год. И эти чуждые слова медленно, но верно меняют наши пред­ставления о жизни — и о род­ном доме мы уже говорим: «В этой стране…»

Вместе с подростками и молодежью мы легко и жад­но впитываем новые поня­тия, а вместе с ними и новую мораль.

Что такое Россия? Это рус­ская земля, русский народ и русский язык. И самым уяз­вимым, конечно же, являет­ся язык. Уничтожить язык – значит уничтожить русский народ. И сейчас на наших глазах враг громит русский язык, убивает русские слова, отбирает у языка целые обла­сти (например, компьютер­ную терминологию) — и на­род преспокойно взирает на это, как будто у него ничего не отбирают.

Реформаторы

Да, мы сами тоже хороши.

А началось с большевиков, с начавшейся в 1918 году ре­формы русского правописа­ния. Эта реформа и пробила брешь в нормах русского язы­ка. Брешь, в которую хлынули мутные потоки нововведе­ний и иноязычных заимство­ваний. «Многие считают, что заимствование русским языком иноязычных слов происходило всегда. Но они путают количественный ана­лиз с качественным, — пишет защитник русского языка Ва­дим Рыбин. — До 1920-х го­дов заимствование было на два порядка медленнее, чем при большевиках, и на три порядка медленнее, чем сей­час, и к тому же не исключало русское словообразование и не изживало из языка родные слова». А сейчас идет обедне­ние, загрязнение и упроще­ние русского языка.

Упрощение началось с того, что нашим «реформато­рам» многие буквы (обозна­чающие один и тот же звук) показались лишними — и их безжалостно исключили.

А вот греки, например, у которых на один и тот же звук по нескольку букв, не счита­ют эти буквы лишними. То же — у французов и немцев. А уж про английское правописа­ние и говорить нечего. Поче­му же в европейских языках не отменили лишние буквы? Да потому, что берегут свои ценности, чтобы передать их последующим поколени­ям. Потому что заботятся об устойчивости своих языков. Известный исследователь русского языка Л.Крысин в книге «Русское слово, свое и чужое» пишет, что «устойчи­вость языка — одно из очень важных его достоинств», что «огромное значение сохран­ности языка осознано и оце­нено в большинстве стран, кроме, увы, России».

Не удивительно, что и в наше время не прекращают­ся попытки сократить, уре­зать наш алфавит. Еще недав­но бывший министр науки и образования Ольга Васильева вещала, что с 2020 года долж­ны исчезнуть буквы «Ы» и «Ъ», вместо которых будет употребляться «Ь» (мягкий знак), вместо буквы «Ё» будет использоваться «Е», а вместо «Ц», «Х», «Ч», «Ш» и «Щ» бу­дет введена новая буква, на­чертание которой находится в процессе утверждения. По ее словам, цивилизации, в алфавитах которых ровно 26 букв, развиваются быстрее и реже переживают политиче­ские кризисы. К тому же, со­кращение алфавита позволит сократить учебные часы, вы­деляемые на русский язык, и освободить место для более важных дисциплин, таких, как «Основы православной культуры» и «Основы безо­пасности жизнедеятельно­сти» (ОБЖ).

Поддержка и опора

А ведь в Кириллице было 43 буквы, а падежей в русском языке — 15! Представляете, насколько богаче были наши предки, как тонко чувство­вали они многогранные от­тенки родной речи! «Русский человек мог воспринимать 43 буквы (и звука тоже), — пишет кандидат филологических наук Ольга Мирошничен­ко. — Это в два раза больше, чем европеец, у которого в алфавите 24-27 букв. Это же симфонический оркестр по сравнению с квартетом или октетом! Сокращение алфа­вита ведет к сокращению ум­ственных способностей рус­ского человека».

Не случайно против на­шего алфавита объявлена война. И многие буквы уже погибли в этой войне и ста­ли неизвестными солдатами. Погибли как герои. А героям у нас ставят памятники. И в память обо всех погибших есть у нас памятник букве «Ё», сражения за которую не прекращаются и поныне. «Ё» — самая энергичная из всех гласных (всегда ударная). Эту букву не печатают, видимо, в надежде на то, что через два-три поколения она уйдет из языка.

Памятник букве «Ё» уста­новлен в 2005 году в Ульянов­ске, на родине знаменитого историка и литератора Ни­колая Карамзина, который впервые напечатал эту букву в своих трудах.

А еще, друзья, сейчас очень кстати вспомнить нам Ивана Тургенева, которого все учили в школе:

«Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судь­бах моей родины — ты один мне поддержка и опора, о ве­ликий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома?»

Друзья мои, не бывает ли у вас дней сомнений и тя­гостных раздумий о судьбах России? Не впадаете ли вы в отчаяние при виде всего, что в настоящее время соверша­ется у нас дома? А я, пожа­луй, только сейчас, при виде всего, что совершается дома, только сейчас, а не в школе по-настоящему осознала, что единственная поддержка и опора для России — это рус­ский язык. Погибнет язык — погибнет и русский народ.

Так неужели придет такое время, когда о русском языке, как о букве «Ё», будет напоми­нать только памятник?..

Знаю, что ученые долгие годы просят защитить рус­ский язык. Защиту обещали и поправки к Конституции. И я обращаюсь к статье 68 но­вого текста нашего Главного Закона.

«Государственным языком Российской Федерации на всей ее территории является рус­ский язык», — гласит первый пункт этой статьи. И больше о русском языке — ни слова. А где же обещанная защита? Разве что в пункте третьем? «Российская Федерация гаран­тирует всем ее народам право на сохранение родного языка, создание условий для его изу­чения и развития».

Ну, коли всем гарантирует­ся право на сохранение род­ного языка, то и мой родной русский язык сохранится. Но в каком виде и как долго?..

Тягостные раздумья не по­кидают. Но хочется быть оп­тимисткой, верить в великий народ, которому дан великий язык.