В начале апреля президент Владимир Путин объявил о стимулирующих выплатах медицинскому персоналу, работающему с заразив­шимися коронавирусом пациентами. Для врачей была обещана доплата 80 тыс. рублей в месяц, для медсестер – 50 тыс. рублей, для водителей и фельд­шеров «скорой помощи» – 25 тыс. рублей.

Качканар пока всё это время оставался городом, в котором не регистриро­вались случаи заражения коронавирусом, а значит, местным медикам не поло­жены были эти выплаты.

Губернаторские надбавки медикам

Однако 6 мая губернатор Евгений Куйвашев подпи­сал указ о дополнительных выплатах для медиков, неза­висимо от контакта с больны­ми: от 10 до 40 тысяч рублей.

— Я принял решение рас­пространить действие указа о дополнительных выпла­тах к зарплате на абсолютно всех сотрудников «Скорой помощи» и амбулаторно-по­ликлинических подразделе­ний, вне зависимости от кон­такта с пациентами, которые находятся в группе риска в связи с коронавирусом. Мне кажется это справедливым, ведь сейчас риски на работе возросли абсолютно у всех сотрудников медицинских учреждений, — написал гу­бернатор в своем Instagram.

Значит, и качканарские работники медицины долж­ны будут получить доплаты.

Счёт на минуты

На фоне обещаний вла­сти финансовой поддержки врачей по России стали по­являться сообщения от ме­диков, что никаких доплат они не получили, более того, некоторые из них получили за апрель еще меньше.

Медсестра Наталья Лю­бимая из нашумевшей московской больницы в Коммунарке, которая одна из первых принимала ко­вид-больных, записала от­крытое видеообращение, где рассказала о невыносимых условиях труда, работе за троих и полученной зарпла­те за апрель — всего 26 тысяч рублей, без каких-либо обе­щанных надбавок.

В Мурманске водители «скорой» за работу с ко­вид-больными получили доплаты вместо 25 тысяч рублей по 140, 256, или 332 рубля. По данным «Новой газеты» и многих других СМИ, чиновники положен­ную надбавку делили на дни, часы и минуты и платили только за время, проведен­ное в контакте с больным человеком.

— У меня было две выпла­ты в графе: одна — 901 рубль, другая — 163 рубля. Я обра­тилась к бухгалтерам, мне сказали: так это рассчиты­вала статистика, те минутки, которые вы непосредствен­но были с инфицированным больным, — рассказывает Первому каналу сотрудник станции «Скорой помощи» города Владимира Елена Малышева.

— Разменяв врачебную смену на минуты и секунды, власти на местах преврати­ли федеральные тысячи в су­щие копейки. Фельдшер Ва­силиса Коновалова получила за месяц борьбы с инфекци­ей 761 рубль «боевых», — со­общают журналисты.

Оклад уменьшился

Вот еще одна история из Петербурга от «Новой газе­ты»: «Во вторник, 12 мая, Светлана получила расчет­ный листок за апрель. И с удивлением обнаружила: благодаря тому, что больни­ца была перепрофилирована для работы с коронавирусом, а сама она стала работать не только как хирург, но еще и как инфекционист, ее оклад уменьшился. По сравнению с февралем, когда не было эпидемии, заработок упал в полтора раза.

— Я оперирую, поэтому получала надбавку для вра­чей хирургического профи­ля, — объясняет Светлана. — У меня высшая категория, стаж больше 20 лет. Раньше мой базовый оклад состав­лял 50 336 рублей. За апрель я получила расчетный ли­сточек: мой должностной оклад уменьшился на 6 ты­сяч, теперь это 43 996 рублей 80 копеек. Выяснилось, что теперь нас считают по тари­фам инфекционных врачей, а они базово меньше, чем хирургические. Все стан­дартные надбавки — поча­совые, ночные и так далее — рассчитываются от базо­вого оклада, соответственно, наши заработки стали мень­ше. При этом мы продолжа­ем оперировать.

Надбавки в 80 тысяч ру­блей, обещанной прези­дентом, в расчетном листке Светланы нет».

Надбавки не дошли до медиков

В Нижегородской области работники «скорой», полу­чив за работу с больными COVID-19 мизерные допла­ты, организовали сход. Как сообщает нижегородский те­леканал «Кстати», сотрудни­ки «Скорой помощи» из раз­ных подстанций приехали на Сормовскую подстанцию на совещание, посвященное выплатам, получив расчет­ные листки. Как рассказала фельдшер «скорой помощи» Евгения Чуфыркина, она получила доплату в 1 786 ру­блей, но некоторые водители «скорой» получили по 89 ко­пеек.

Медицинские работники собрались на подстанции, куда должна была прибыть представитель замминистра областного здравоохране­ния, чтобы узнать, куда про­пали деньги и почему пре­зидент деньги выделил, а до медиков они не дошли.

Изменений в зарплате не увидели

И подобных историй по стране огромное множество, даже несмотря на то, что ме­дики очень запуганы, они не готовы общаться с прессой и рассказывать открыто о сво­их проблемах. «НК» погово­рил с некоторыми сотрудни­ками качканарской «скорой» на условиях анонимности.

Некоторые из них отме­тили, что за апрель получи­ли зарплату меньше, чем за март. Другие не заметили изменений в своих расчет­ных листках. Приводим их цитаты.

— Я получил почему-то поменьше за апрель, хотя работал так же, вроде бы на­грузка такая же была.

— У нас почасовая опла­та, и она зависит от месяца: когда бывает больше, когда меньше. Я бы не сказала, что получила меньше — при­мерно на том же уровне. В городе пока спокойно, поэ­тому нам дополнительные выплаты не положены были, а губернаторские будут вы­плачивать.

— Лично мне зарплата пришла примерно такой же, как и всегда. Наша зарплата зависит от месяца, от ставки. По поводу выплат стимули­рующего характера – абсо­лютная тишина. Обещали и президент, и губернатор, но в итоге мы ни копейки до­плат еще не получили. Ру­ководство нам сказало, что готовится выплата, но она будет не такой, какую обеща­ли губернатор и президент, и она будет единоразовой.

Медики качканарской «скорой» сказали пару слов и об обеспеченности СИЗами:

— Средства индивидуаль­ной защиты нам пополняют, но последние костюмы, ко­торые пришли, очень плохо­го качества, его невозможно надеть, не разорвав. До этого костюмы были хорошие. Ма­ски, перчатки, шапки у нас есть.

***

P.S. Пока верстался номер, стало известно, что работникам «Скорой помощи» Кач­канара все-таки выплатили надбавку: фельдшерам по 15 тысяч рублей, а води­телям — по 5 тысяч рублей. Эти выплаты соответствуют указу губернатора Евгения Куйвашева от 7 апреля. Однако 6 мая вышел новый указ, по которому медики, вне зависимости от ковид-контакта, должны по­лучить надбавки, и там речь идет уже о других суммах. Получили ли дополнительные выплаты за апрель сотруд­ники других подразделений ЦГБ Качканара — пока неиз­вестно.

После шумихи в прессе власти регионов пересмотре­ли схему расчетов доплат российским медикам. Главное, чтобы медики знали: с помощью журналистов и обще­ственности они могут отстаивать свои права. Главное —не молчать и рассказывать о своих проблемах.

Учитель из Качканара Елена Данилова поделилась впечатлениями о дистанционном обучении

Учебный год подходит к завершению. Последнюю четверть года обучение проходит в непривычном для всех формате. Кто мог подумать, что в апреле всех посадят на самоизоляцию, переведут на удалёнку и дистанционное обучение.

О том, как переживают дис­тант ученики и родители, журналисты газеты «Новый Качканар» писали в кон­це апреля. Пришло время взглянуть на дистанционное обучение глазами педагога.

Учитель математики в 6-8 классах школы имени Новикова Елена Данилова рассказала о плюсах и минусах такого обучения.

Дети могут заниматься ночью

Как оказалось, с трудно­стями столкнулись все. В ос­новном, они были организа­ционными.

— Не было никаких мето­дических рекомендаций. Ни в коем случае не хочу никого обвинить, для всех такое об­учение было в новинку, все мы оказались в одинаковых условиях. Вышло так, что все учителя работали, кто во что горазд, никакой единой схе­мы.

К тому же мы столкну­лись с тем, что дети не вос­принимают дистанционное образование как образова­ние. Они спят, сколько хотят, могут заниматься ночью. У меня некоторые ученики могли скинуть выполненное задание в 3 часа ночи, в 5 утра.

Одна коллега рассказа­ла про свой случай, как ей ученик 4 класса прислал сообщение: «Я завтра не смогу подключиться к он­лайн уроку, у нас много дел в огороде». Да, и такое бы­вает.

Никто не думал, что на­столько всё затянется. Мно­гие считали, что такой режим от силы на неделю. Можно не заниматься, потом тетрадку принести учителю, он про­верит. Но всё затянулось, так стали копиться долги.

Но есть и те, кто ответ­ственно отнесся к дистанци­онному обучению; считаю, что это заслуга родителей, они смогли организовать своих детей.

А кто совсем ничего не сдаёт — будет не аттестован, — говорит Елена. — Кто не учился до этого, тот и дис­танционно не учится.

Не знают, как отправить письмо

Благодаря дистанцион­ному обучению выяснилось, что дети могут пользовать­ся только мессенджерами, у них практически отсутствует компьютерная грамотность.

— Дети не знают, как от­крыть файл, как скопировать его из одной папки в другую, как отправить по почте. Ко­нечно, на данный момент почти всё наладилось, пона­чалу было тяжело. Но до сих пор бывает такое, что дети сделали задание и ждут с ра­боты родителей, чтобы они отправили письмо.

С «5» на «3» и наоборот

Во время дистанционного обучения кто-то из учени­ков вместо пятёрок стал по­лучать тройки, а некоторые, наоборот, стали учиться луч­ше.

— Из плюсов могу отме­тить, некоторые стали лучше учиться. И это не от того, что они списывали, например. Списал ученик или нет, сра­зу можно увидеть, — говорит учитель.

Но есть и те, кто скатился с пятёрок на тройки.

— У меня есть ученик, который в классе всё успе­вал, на все вопросы отвечал, учился на пятёрки, а дома не может. Очевидно, он не мо­жет собраться, отправляет мне отписки. В итоге у него за четверть выходит трой­ка, — огорчена Елена. — В домашней обстановке че­ловеку тяжелее настроить­ся на работу. Самая главная трудность — это восприятие, к этому нужно психологиче­ски привыкнуть.

В доказательство Елена приводит ещё один случай, произошедший в период дистанционного обучения.

— Мама ученика попро­сила позаниматься с ним по видеозвонку, а то он не понимает материал. До­говорились, что мальчик позвонит мне на следую­щий день, в 9 утра. Ждала полчаса, потом связалась с мамой, оказалось, что мальчик спит. И некому предупредить учителя, что урок не состоится.

Радует, что таких учени­ков всё же меньшинство. В основном и дети, и родите­ли ответственно подошли к дистанционному образова­нию. Большое им спасибо! – резюмирует педагог.

Как в школе

Елена также рассказала об опыте коллег из Пензы. У них дистанционное обуче­ние проходит более органи­зованно.

— В 8.30 начинаются уро­ки. Например, полчаса урок биологии, затем перемена 20 минут. За это время учи­тель проверял выполненные задания. Потом следующий урок, и так шесть уроков. За­тем выполнение домашнего задания.

Что касается меня, я не проводила онлайн уроки, у меня нет веб-камеры. Но знаю, что у коллег из Качка­нара такой опыт был.

Выключаю компьютер в час ночи

Мы попросили Елену рас­сказать, как ей в таком режи­ме удаётся совмещать рабо­ту и семью.

— У меня рабочий день начинается в 8.30. К это­му времени мы встаём. Я включаю компьютер, про­веряю долги, которые при­шли под утро. Муж уходит на работу. Я бужу старшую дочь, ей тоже нужно за­ниматься. Младшая, есте­ственно не в садике, он не работает. Хорошо, что ба­бушка помогает, это очень выручает.

И так весь день в работе. Каждому ученику нужно от­ветить, объяснить. В день я получаю по 120-130 писем. Выключаю компьютер толь­ко в час ночи.

В облегченном формате

На прошлой неделе шко­лам Качканара рекомендо­вано итоговые оценки уче­никам 2-8 классов выставить до 16 мая. С 9 по 11 классы до 22 мая. Учебный год за­вершится 29 мая. Остав­шееся время учителя будут работать с неуспевающи­ми учениками и проводить внеурочную деятельность по вопросам поведения на дорогах, в лесу, водоёмах и прочее.

— Рекомендуем органи­зовать дистанционную ра­боту таким образом, чтобы не давать домашние зада­ния и не ставить оценок, — пояснил на брифинге 13 мая з министр образования региона Юрий Биктуганов. — А также вести консульта­ционные занятия и уроки по закреплению пройденного материала, чтобы не было серьезной нагрузки.

Экзамены в 9 классах отменили

В Свердловской области отменили основной государ­ственный экзамен для 9-х классов. Отметки им выставят по текущим результатам. Уче­ники 11 классов будут сдать ЕГЭ в особых условиях. Пока датой начала ЕГЭ называют 8 июня, но она может изме­ниться. Всё будет зависеть от решений правительства РФ.

Сейчас свердловские вла­сти подсчитывают необходи­мое для всех школ в регионе количество дозаторов для обработки рук, установок ультрафиолетового излуче­ния и иного оборудования, которое обеспечит безопас­ное присутствие детей на эк­замене. Рассадку изменят и при необходимости увеличат количество аудиторий и тех­нических средств.

 

С приходом в страну COVID-19, помимо самоизоляции, при­нимались еще неко­торые меры, чтобы сдержать распростра­нение коронавируса. Например, обработ­ка дезсредствами улиц, остановочных комплексов, а также подъездов жилых домов.

Какая уж тут обработка

В Качканаре администра­ция разослала пресс-релизы с информацией о том, что в городе ведется дезинфекция, у нее есть четкий график, и не остановится она даже на период майских праздников.

«В Качканаре в период майских праздников про­должается обработка подъ­ездов, остановок, дорог и тротуаров», — сообщает Ин­формационный центр.

Также центр сообщал, что, в частности, дезинфек­ция подъездов проходит раз в неделю. Обработка остано­вок и улиц, где использует­ся поливомоечная машина, заправленная специальным раствором, происходит раз в три дня.

«Новый Качканар» решил узнать у жителей, действи­тельно ли с такой завидной регулярностью в городе про­водится обработка или слова на бумаге разнятся с тем, что происходит на самом деле.

Вот некоторые из ком­ментариев, которые наши читатели оставили в соцсе­тях и сайте газеты.

Забегаев Анатолий. В жилых домах, в подъездах, практически нигде не дезин­фицировали. Специально у людей интересовался. Это я к тому, если вдруг УК «Наш дом» начнёт красивые ра­порта писать. А по Свердло­ва, 9, второй подъезд, точно ни разу не обрабатывали.

}{AM. C 20.00 7 мая по 9.00 8 мая на ул.Свердлова на участке от ДК до 16 дома НИКАКОЙ ПОЛИВОЧНОЙ МАШИНЫ не наблюдалось. Возможно (очень сомнева­юсь!), что это делается днём. Свердлова, 21, — подъезд обрабатывался один раз (что есть, то есть — на тётку с чеплашками, из которых в ведёрки добавлялась кака­я-то фигня, имеющая спец­ифический больничный за­пах, наткнулся самолично). Протирались даже двери жильцов. На 10-м микро­районе никакой обработки в нескольких домах не про­изводилось — стандартная мойка подъезда по графику без каких-либо спецсредств (проверили, спросили), но в 25 и 26 доме после мойки подъезда ощущался стой­кий запах а-ля «доместос» (ранее не замечалось). Но опять же, на моём этаже мы сами с «доместосом» моем коридор.

С.В. 4 микрорайон, 50-е дома – нет даже сухой убор­ки уже около месяца, может, больше. Графика нет, а о де­зинфекции и говорить не приходится.

Татьяна Татьянина. В подъезде обрабатывали дважды.

Алексей Правдолюбов. Один раз помыли полы с хлоркой — и всё, и это с мар­та месяца. А машину поли­вочную не видел, так как она рано утром ездит.

Роза Колотилова. Ниче­го подобного не видели. Не­сколько дней назад в подъез­де подметали (8 мкр., дом 9).

Елена Карпова. До само­изоляции мыли подъезд на 6а, дом 3, причём с хлоркой. Ух, как пахло. А с началом самоизоляции лишь один раз мыли.

Светлана Тимошко. В подъезде не мыли с 13.04 (5 мкр., дом 77).

Нина Лобанова. На Ги­калова, 1, третий подъезд последний раз мыли в янва­ре и, видимо, больше не со­бираются. Иногда поручают уборку дворнику, он вени­ком такую пыль поднимет, что без маски точно не прой­ти. Звоним в домоуправле­ние, но мытья пола добиться не можем. Какая уж тут обра­ботка.

Анютка Янушко. У нас постоянная обработка. Раз в неделю, кажется, точно бы­вает (10-40).

Ирина Александровна. Я живу в первом подъезде в доме №9. Последний раз подметали в подъездах 23 апреля! О каких обработках может идти речь? До наше­го подъезда ещё не добра­лись. Звонила в «Санщит», что почти месяц нет уборки. Они ответили, что у них все работники разом уволились. Так что всё врут. Никакой де­зинфекции НЕТ!

Комментарий Ирины Александровны не остался без внимания руководства области. 14 мая от имени официальной страницы ВК Свердловской области был оставлен комментарий:

— Ирина, доброе утро! Уточните, пожалуйста, адрес, о котором идет речь, для дальнейшего решения вопроса.

За последнюю неделю это уже второй раз, когда Сверд­ловская область реагирует на комментарии качканарцев в группе «НК».

Работать открыто всегда выгоднее

Мы решили узнать офи­циальную информацию о мерах, которые принимает ЖКХ и каким графиком при этом руководствуется.

К сожалению, связаться с руководителем ЖКХ Еле­ной Беляевой не удалось, не получилось связаться и с ее заместителем Любовью Ховановой. Зато на месте оказалась заместитель ди­ректора ЖКХ по экономике Валерия Рождественская. Вот только комментировать что-либо она отказалась.

— Присылайте официаль­ный запрос. Я же не знаю, с кем я разговариваю. Вдруг вы не «Новый Качканар». Сейчас вся информация ис­пользуется против нас, и, что бы мы ни делали, мы остаемся плохими, поэтому давайте будем общаться с вами официально. Это ведь несложно.

Ранее администрация Качканара присылала в «Но­вый Качканар» пресс-ре­лиз, в котором говорилось об обработке города. Среди прочего, в нем была прямая речь директора ЖКХ Елены Беляевой:

— У нас есть четкий гра­фик, и мы будем его при­держиваться до особого распоряжения, — говорит руководитель ЖКХ Елена Беляева. — Будем надеять­ся, что все это продлится не­долго, но в любом случае мы приложим все силы, чтобы провести эту работу каче­ственно. Выбора у нас нет.

Если анализировать ком­ментарии людей и слова Елены Беляевой, то возни­кает два вопроса: где и когда проводится обработка улиц, если слышали об этом или видели процесс лишь пара человек?

Мне кажется, что решить вопрос о недоверии населе­ния к ЖКХ можно простым общением. К слову сказать, в Законе о СМИ перечислено несколько способов получе­ния информации. И устный запрос тоже считается офи­циальным журналистским запросом, как и письменный. Общаться через запрос не­сложно. Но еще проще объ­яснить качканарцам здесь и сейчас, как именно органи­зация ведет свою работу. От­вет на запрос через неделю (именно столько требуется для ответа на письменный запрос) уже может быть не­актуален, а проблема беспо­коит горожан прямо сейчас. Открытость и гласность — это лучший способ развеять домыслы, слухи и негатив­ное к себе отношение.

«НЕ»порядок в подъездах

Несмотря на то, что да­вать комментарии Валерия Рождественская отказа­лась, она все же сообщила, что обработкой подъездов, кроме ЖКХ, занимается и ООО «Санщит».

Из комментариев людей понятно, что если обработку улиц они могли просто про­пустить, то обработка подъ­ездов ведется далеко не во всех домах Качканара, а если и ведётся, то очень уж нере­гулярно и нетщательно.

Так как диалог с пред­ставителями ЖКХ не сло­жился, мы связались с ООО «Санщит». В организации нам сообщили, что обра­боткой подъездов в городе занимается три подрядчи­ка: непосредственно ЖКХ, «Санщит» и ИП. «Санщит» обслуживает только те дома, которые отказались от услуг ЖКХ. Четкого рас­пределения по микрорайо­нам или домам между под­рядчиками не существует, а значит, ответственным за конкретный дом в лю­бом микрорайоне города, может быть любой из трех представителей.

Если у вас есть вопросы или претензии по уборке или обработке подъезда, вы можете узнать, какой имен­но подрядчик ответственен за ваш дом, у своего курато­ра в УЖК «Наш дом».

Врачей районных больниц бросают на передовую эпидемии без внятного плана действий

Первые сообщения в проект «Синдиката-100» «Скорая журналистская помощь», созданный для контроля обеспеченности медиков средствами защиты для борьбы с коронавирусом, поступили от врачей и фельдшеров районных медучреждений. К тому времени прошло уже 40 дней после первого телеобращения к нации президента Путина в связи с пандемией. Фраза главы государства про врачей, которые «сейчас на переднем крае защиты страны», давно стала крылатой.

Еще раньше в свет вышел приказ Минздрава № 198н — «О временном порядке организации работы медицинских организаций в целях реализации мер по профилактике и снижению рисков распространения новой коронавирусной инфекции COVID-19». Он обязывал руководителей региональных органов здравоохранения и главврачей медучреждений обеспечить медперсонал средствами индивидуальной защиты.

Однако медики из разных регионов страны по-прежнему сообщают в «Скорую журналистскую помощь», что у них до сих пор нет масок, респираторов и перчаток. Сигналы поступали не только из «ковидных» отделений больниц, но и из поликлиник, и «Скорой помощи» — а это самый что ни на есть передний край для людей со всеми диагнозами.

Медики оставили свои телефоны для связи. Мы с координатором «Скорой журналистской помощи» Александром Гатилиным поговорили с участковыми врачами-терапевтами из подмосковных Мытищ и Балашихи, а также с фельдшером отделения скорой медицинской помощи Абинской центральной районной больницы в Краснодарском крае. Все они рассказали о нехватке средств индивидуальной защиты (СИЗ) и других серьезных проблемах в своей работе. К нашему удивлению, гораздо больше этих людей возмущали неадекватность решений, хамство и бесстыдное вранье руководителей здравоохранения.

Все трое попросили не называть свои настоящие имена из-за опасения подвергнуться репрессиям со стороны руководства. Надо сказать, для таких опасений у них есть все основания. Когда французская Le Figaro опубликовала рассказ участкового врача из Мытищ о нехватке средств защиты, главный врач Мытищинской горбольницы Андрей Третьяков в интервью местному ТВ назвал таких врачей национальными предателями. А видеобращение сотрудников скорой из Абинской больницы по поводу невыплаты президентских надбавок член оперштаба Краснодарского края и депутат Госдумы Иван Демченко тут же окрестил провокацией и попыткой раскачать политическую ситуацию, одного фельдшера предупредили о недопустимости экстремистской деятельности.

Поэтому мы изменили имена наших собеседников. Вот что рассказали нам те, кто сейчас работает «на переднем крае защиты страны».

Денег нет, вы не в зоне риска

Сергей Сергеевич, фельдшер отделения скорой медицинской помощи в Абинской центральной районной больнице (подстанция в станице Холмская):

— С момента объявления карантина в крае нам почти не выдают средства защиты. Сначала на сутки выдавали одну-две маски и три-четыре пары перчаток — и то только фельдшерам, водителю машины ничего не давали. В некоторые смены масок вообще не было. Их выдает старший фельдшер, и если смена выпадала на выходной день, то мы оставались без масок и перчаток. Вместо защитных костюмов нам выдали одноразовые хирургические халаты. На вопрос, почему нет масок, старший фельдшер обычно отвечает: «Масок нет, шейте сами и стирайте».

В середине мая у нас состоялось собрание, на котором присутствовал главный врач Абинской больницы. Коллега встал и спросил: «Две маски в сутки — это нормально или нет? Очков нет, перчаток не хватает — это хорошо или нет?» — «Нет», — ответил главврач. И только после этого старший фельдшер выдал на сутки 10 масок на троих: на двух фельдшеров и водителя. Две маски мы отдали водителям, в отличие от нас, они работают по 12 часов. Соответственно, каждому из нас досталось по четыре маски на сутки. Маски эти не являются медицинскими, пошиты кустарным способом, возможно, несертифицированные.

Фельдшерам также выдали по паре очков. Еще перчатки дали — количество я не считал, но на смену нам хватило. Правда, без запаса для следующей смены. По правилам, мы должны им тоже СИЗ передать на тот случай, если сразу вызов поступит — чтобы они не пустыми ехали. За запасом надо ехать на Центральную станцию «Скорой помощи», а до того могут поступить несколько вызовов.

Нам все время говорят, что «маски отсутствуют», и предлагают писать требование на имя главного врача. Про очки даже разговора не было, а что такое респираторы — мы даже не знаем. Нас никогда не снабжали респираторами, никогда!

Подстанция наша находится в здании Холмской больницы. Ее закрыли на карантин, так как по ней целый день ходил больной с подтвержденным диагнозом COVID-19. Врачей отправили на самоизоляцию, а мы продолжаем работать, находясь в том же помещении. Нам сказали, что введен «масочный режим»: если кого-то увидят без маски, то грозит дисциплинарное взыскание. А где взять эту маску, если их не выдают? Шить я не умею и не обязан, как быть?

Все возмущаются, но вслух сказать что-то боятся. Если пытаешься возмущаться, начинаются репрессии. У нас работала семейная пара. Они пытались выбить новый автомобиль для «скорой», нормальную оплату труда. На них начались гонения. У них были приемные дети, так их замучили жалобами в органы опеки.

Надбавку в размере 25 тысяч, обещанную президентом РФ, нам не дали. На собрании экономист нам объяснила, что мы всё не так поняли, что ничего нам не положено, так как мы не находимся в зоне риска, так как не работаем с COVID-19. А когда мы едем на вызов к пациенту с температурой и кашлем без средств защиты — это зона риска или нет? При этом только 16 мая нас протестировали на коронавирус — первый и последний раз.

Мы решили записать видеобращение к президенту о невыплатах. Из-за пересменки даже не успели что-то сделать, как уже узнала прокуратура. Нас начали обвинять, что мы разваливаем «Скорую помощь». После того, как мы записали видеообращение, наших ребят вызвали в прокуратуру и Следственный комитет. А потом к одному из них приехали домой и вручили официальное предупреждение о недопустимости «осуществления экстремистской деятельности» во время проведения массовых мероприятий. Надеюсь, после последнего выступления президента ситуация исправится. За апрель нам уже выдали зарплату — почти 23 тысячи рублей. Работаем за копейки и рискуем заразиться смертельным заболеванием.

«Все можно было сделать по-человечески»

Ольга Александровна, участковый врач-терапевт, Мытищи, Московская область:

— По доплатам обещания сдержали: 13–15 мая нам выплатили деньги за март и апрель. Видимо, сработал щелчок от Путина. Что касается средств индивидуальной защиты, то все это время они где-то на полпути от нас заканчивались. Видимо, никто просто не подумал, что в эту поликлинику надо забросить маски, перчатки, костюмы и все прочее. Был один показательный случай. В один из дней я пришла на прием, проработала три часа, а потом заведующая направила меня на вызовы. «Неотложная помощь (эта служба существует на базе районной поликлиники. — Т. Ю.) не справляется, надо ей помочь, сейчас тебе пришлют водителя с машиной», — сказала она.

Я позвонила в городскую больницу за инструкциями по госпитализации.

«У вас есть защитный костюм?» — спросила меня врач, занимающаяся службой неотложной помощи. И узнав, что нет, предложила заехать к ним и взять комплект, хотя мне надо было уже выезжать на вызовы. Если у них есть костюмы, то почему не выслали мне с водителем? Получается, что руководство даже не догадывалось, что у нас их нет? Даже если бы она выслала мне костюм, и я бы его надела, то обезопасила бы только себя. По СанПиНам, защитный костюм надо менять после каждого больного. Значит, на 25 вызовов мне должны были дать 25 защитных костюмов. А посещая больных в одном, я бы переносила инфекцию из дома в дом.

По инструкции, вызовы тоже необходимо сортировать: гипертония, инсульт, вся терапия — это одно, а температура и кашель — это совсем другое. На них должен выезжать отдельный врач. А у нас сначала идешь к пациенту с температурой, от него к инсультнику, потом к больному с температурой, а от того — к бабушке-гипертонику. Она самоизолировалась, чтобы себя обезопасить, а я ей несу инфекцию прямо в квартиру!

Но как обеспечить выполнение этой инструкции, если в данный момент работает только один врач? И он должен посетить всех — и с гипертонией, и с температурой. Многие инструкции вообще невыполнимы. Например, врач после контакта с пациентом, потенциально инфицированным COVID-19, должен прополоскать 70% спиртом ротоглотку и им же обработать руки. Не знаю, как другие, но после нескольких таких пациентов я бы сожгла себе ротоглотку и впала бы в состояние легкого опьянения. И можно подумать, нам кто-то выдает спирт.

Хуже всего, что сейчас некому работать. Одних уволили, когда они отказались переходить на работу в стационар, где лечат больных коронавирусом. Другие заболели. Наш пульмонолог проработал в том отделении буквально несколько дней и заработал коронавирусную пневмонию. Он мог столько пользы принести в этом отделении, если бы его защитили! Такое халатное отношение к кадрам!

Поначалу нам выдавали одну одноразовую маску на весь день и раз в неделю выдавали перчатки. Потом кто-то из местных бизнесменов подарил две коробки респираторов, мы по одному себе взяли и радовались. Но все равно многие заболели.

Сейчас мы закупили себе СИЗ впрок и не клянчим в больнице. Других проблем достаточно. Главное, некому работать. Количество участковых врачей уменьшилось в два раза, кто-то заболел, кого-то перевели на работу в неотложную помощь и другие подразделения.

Режим работы сейчас просто ужасный. На период эпидемии время приема одного больного увеличили с 10 до 12 минут. Тогда как объем работы теперь увеличился как минимум в два раза, ежедневно принимаем по 50 человек! И объем работы на дому тоже увеличился. Сейчас пневмонией болеют целыми семьями. Количество просто небывалое. Поэтому рабочий день у нас сейчас ненормированный.

Эта эпидемия показала, что как бы мы ни готовились к ней, все равно она, как стихийное бедствие, ведь всего не предусмотришь. Вероятно, всех своевременно обеспечить средствами защиты было невозможно, в том числе и по объективным обстоятельствам. Но зачем руководители здравоохранения рапортовали, что ВСЁ ЕСТЬ!? Вот что возмущает! Почему врачей загоняли в отделения для лечения COVID-19 под угрозой увольнения, обвиняя в дезертирстве? Главврач нашей горбольницы с момента вступления в должность ни разу не собрал сотрудников, мы видели его только на фотографиях. Почему в такой обстановке нельзя было собрать коллег, попросить их мобилизоваться, дать понять людям, что понимает всю тяжесть положения, что ему ценен каждый из сотрудников, что СИЗ не хватает, предложить самим что-то соорудить, сшить, купить, защитить себя, поднатужиться, помочь друг другу и больным? А тех, кто не мог решиться на работу в «ковидном» отделении, найти дело в безопасной зоне. Я уверена, что ситуация сложилась бы по-другому.

Можно было тех, кто отказался работать в инфекции, не увольнять, а посадить на телефоны, чтобы давали онлайн-консультации. Ведь почему в первые дни «скорая» захлебнулась в вызовах? Потому что половина из них состояла из необоснованных: люди боялись идти в поликлиники, обманывали диспетчеров, что у них температура 39, и вызывали «скорую». Если бы у них была возможность поговорить по горячей линии с врачом, они бы и не вызывали. Да полно другой работы, которую могли взять на себя эти доктора и медсестры, освободив своих коллег для более опасных дел. Все можно было сделать по-человечески.

И массовые жертвы среди врачей — не столько из-за необеспеченности СИЗ, сколько от перегрузки и переутомления. Нельзя работать в таком облачении 12 часов подряд в помещении с высочайшей концентрацией вируса и в состоянии непрерывного нервного напряжения, без полноценной еды, питья, отдыха!

Говорят, мы работаем в обстоятельствах, приближенных к войне, и потери были неизбежны. Но уж очень много получилось нелепых потерь, непродуманных было много вещей.

Мы продолжаем работать в режиме форс-мажора, по 8–10, иногда по 12 часов в день. И не потому, что кто-то заставляет или не отпускает домой, а потому, что это нужно людям. И выздоравливающие после пневмонии семьи и старики, после долгих мучений и страхов — это лучшая награда.

Если бы нам даже не заплатили все эти доплаты, мы все равно остались на своем посту. Хотя, наверное, было бы обидно. И я нисколько не осуждаю тех, кто уволился. Но очень сочувствую тем, кто тяжело заболел. И неизмеримо сожалею о погибших. У нас есть доктора, которые проработав 2–3 дня в отделении с COVID, тяжело заболели сами, заразили пожилых родителей и потеряли их. Вот это ужас.

Все произошедшее должно стать для всех нас хорошим уроком. Вместе с врачебным сообществом нужно провести хороший, умный анализ и сделать правильные выводы. Чтобы уже сейчас начать подготовку к возможной новой эпидемии, заранее, с учетом всех ошибок. Чтобы не было таких потерь в будущем.

«Замучен тяжелой неволей» — это про нас с медсестрой»

Ирина Петровна, участковый терапевт, городской округ Балашиха:

— Я все же заболела, сижу сейчас на больничном. Все кругом болеют. Наш участковый милиционер звонил, говорит: «Не чувствую запахов». Не чувствуешь, говорю, значит, у тебя этот вирус. Он очень коварный: вроде уже выздоравливаешь, а потом опять начинает ломать, температура 37 с небольшим, голова болит. На работу пока не готова выходить. Сил нет. Мы же все это время работали на износ. «Замучен тяжелой неволей» — это про нас с Мариной-медсестрой.

Мы с ней контактировали с «ковид»-положительными, ездили к ним на дом, измеряли сатурацию. Мазки тоже брали, а костюмов у нас нормальных не было. На нашем участке была больная с «плюсом», тоже врач, так она даже поинтересовалась, почему мы почти без защиты. Сказала, что к ней уже приезжали из 4-й поликлиники, у них экипировка настоящая была! А я ей говорю: «Ну что дали: очки — одни на всех».

Каждый день мы были в этом очаге, рисковали. Потом возвращались в поликлинику и заполняли карточки. И начальство все время твердило, что у нас халявная работа и что за нее хорошо заплатят. Чего ж тогда никто больше не пошел? Направили нас с Мариной в обязательном порядке. Мы с ней подумали: если не заразимся, то ладно. Но нет, сначала она заболела, потом я.

Знаю, что нам обязаны выдавать средства защиты. Заведующая должна обеспечить. А скажешь про СИЗ — ей не нравится. Мы и перестали спрашивать.

Где-то с месяц назад сказали, что маски кончаются, и дали каждому из нас по две маски, многоразовые, и сказали: «стирайте». Как будто мы на полставки прачками работаем! Я должна ее постирать и на следующее утро не забыть взять из дома.

У медсестры моей был запас масок, мы им пользовались какое-то время. А те многоразовые не надевала — неудобные. Когда к больным ходили, надевали наши однослойные синенькие маски, я люблю их. Если трехслойные, то тяжело дышать, не все их носят. А респираторы нам никто не дал. А где его купить-то, разве что заказать по интернету? На работу я ездила в одном автобусе со знакомой, она в фармкомпании работает. Так вот, смотрю — на ней с первого дня эпидемии респиратор хороший, перчатки. «Нам сразу выдали все, что надо для защиты», — говорит она и спрашивает меня: «А вы чего же не одеты?» Что мне ей ответить? Нас никто не одел.

Поэтому врачи болеют. Читала, что в Люберцах человек 60 врачей «ковидом» болеют, написали обращение в ФСБ, в реутовской больнице тоже болеют и тоже написали. Жалуются, что нет защитной одежды. У нас тоже нет, мы тоже маски покупали сами.

Слышала, что врачи увольняются пачками, боятся заболеть. Но в основном из стационара. Там тяжело, по телевизору показывали, как после 12 часов работы в этих костюмах у них кожа отслаивается от лица — настоящий ужас. Ходить по 12 часов в этих скафандрах, семью забыть — нет, действительно лучше уволиться.

Про выплаты не знаю. Слышала, что губернатор вчера сказал, будто врачи в поликлиниках получают по 150 тысяч, хотя раньше говорили про 80 тысяч. Медсестра моя позвонила, говорит, нам, среднему медперсоналу, не заплатят, а вам, врачам, заплатят много. Не знаю, когда… наверное, в мае–июне.

Пока я получила 21 тысячу с копейками, это моя зарплата. Столько я всегда получаю. Без надбавок. Еще накинули две тысячи — не знаю за что. Больше пока ничего не получала (на 17 мая. — Т. Ю.).

 

***

 

Сейчас в каждом регионе действует оперативный штаб по борьбе с распространением коронавируса. Ежедневно туда стекаются рапорты руководителей медучреждений и органов здравоохранения. По закону жанра они сообщают о позитивных изменениях, даже если тех нет и в помине. «Медики обеспечены всеми необходимыми средствами защиты», — утверждали и утверждают руководители здравоохранения. Тем временем в проект «Скорая журналистская помощь» продолжают поступать заявки от врачей больниц, госпиталей, фельдшерских пунктов, клиник из множества регионов России: Курской области и Краснодарского края, Екатеринбурга и Томска, Подмосковья и Приморья, Самарской области и Республики Адыгея, Ульяновской области и Ставропольского края — и многих, многих других.

Рапортовать о победах над вирусом должно не чиновное начальство, подчас давно завязавшее с медицинской практикой. Донесения с переднего края нужно получать от обычных врачей, которые расскажут, как обстоят дела и чего не хватает для победы. Если оперштабы смогут наладить прямые контакты с передним краем, то цена победы будет намного меньше. И отношение к врачам, возможно, перестанет быть столь оскорбительным и репрессивным.

Для нас достаточно очевидно, что количество вопросов и — больше того — претензий врачей и к федеральному руководству здравоохранением, и к начальникам на местах только растет, и их пока значительно больше, чем сообщений о победах. Бесспорным также представляется утверждение о том, что настала пора кому-то открыто ответить на накопившиеся вопросы. В связи с этим «Новая газета» совместно с «Синдикатом-100» отправила запрос на интервью министру здравоохранения России Михаилу Мурашко. Мы готовы стать каналом прямой связи между медиками всей России и властью. Теперь ход за самим Минздравом.

Проект «Скорая журналистская помощь» продолжает принимать истории врачей. Если в вашем медучреждении нет средств индивидуальной защиты, и вы хотите об этом рассказать, достаточно заполнить анкету (можно на условиях анонимности). Ссылка — на сайте «Нового Качканара».

P.S. Спустя несколько дней после запуска проекта «Скорая журналистская помощь» на Едином портале госуслуг появилась «горячая линия» для медиков, которые могут пожаловаться на проблемы в своих медучреждениях — в первую очередь, на отсутствие стимулирующих выплат. Искренне надеемся, что обратившихся туда врачей не будут называть «предателями», и никто не станет натравливать на них проверяющих или силовиков. Мы постараемся следить и за этим.

 

Татьяна Юрасова, специально для «Новой газеты»

Материал подготовлен в рамках журналистского объединения «Синдикат-100»