О своих жизненных поворотах и о казусах юридической практики рассказывает Александр Шулер

Как-то, следуя на очередной экскурсионный маршрут, мы познакомились с приятным седовласым мужчиной Алек­сандром. Встреча за встречей — и человек уже становится другом.

Так, слово за слово, и полу­чилось, что Александр Шулер рассказал о своей жизни и судьбе. Урожденный исовча­нин, а ныне качканарец, мно­го поездил по стране и миру. Жил и работал в Башкирии, в Сибири и на северах.

Воспоминания из детства

Александр Шулер родился 3 августа 1955 года в поселке Ис. Родители, Николай Яков­левич и Ольга Давыдовна, были немцами с Поволжья. На Урале оказались в 1948 году не по собственному желанию.

В 1962 году Саша пошел учиться в Исовскую среднюю школу, которую окончил в 1972 году. В семье Шулеров было четверо детей.

— Я самый младший. Мы жили в своем доме, держали домашний скот. Отец много лет проработал в Исовском прииске вальщиком леса, по­том мастером. Мама не ра­ботала, занималась с нами, детьми. А последние лет десять перед пенсией была поваром в детской больни­це поселка Ис, — начал свой рассказ Александр Шулер. — Воспоминаний о детстве много: хороших и не очень. Родители приучили к труду. Копал огород, косил сено, ухаживал за скотиной. Но в детском возрасте очень сложно было понять мне, по­чему некоторые дяди и тети называли меня фашистом. И когда я пытался выяснить это у мамы, она просто силь­но прижимала к себе и ниче­го не говорила.

После окончания школы я работал в автохозяйстве Исовского прииска слесарем по ремонту машин, зараба­тывал необходимый стаж для поступления в юридический институт. В армии я не слу­жил по состоянию здоровья, так как в детстве перенес две очень сложные операции. В феврале 1962 года моя жизнь висела на волоске. Мне была проведена сложнейшая опе­рация, которая продолжалась более трех часов. В истории болезни, которую я лично сам видел в 17-летнем возрасте, было указано много фамилий студентов Исовского геоло­горазведочного техникума, которые сдавали для меня кровь. Фамилии были русски­ми, украинскими, татарски­ми или башкирскими. И я им очень за это благодарен.

Поступление в юридический

Заработав необходимый стаж, в 1975 году я сдал до­кументы для поступления на дневное отделение Сверд­ловского юридического ин­ститута по специальности «Правоведение».

Всех, кто поступал, от­правили на озеро Шарташ сдавать первый экзамен – плавание. Помню, у меня с собой даже плавок не было. А водица была холодная. Бы­стро из воды повыскакивали, и на этом водные процедуры были закончены.

Родители были очень до­вольны, что их младший сын поступил в юридический ин­ститут.

1 сентября 1975 года, рано утром, на поезде я приехал на вокзал в город Свердловск. С вокзала отправился в инсти­тут, где долго и упорно на стенде искал свою фамилию, чтобы узнать, в какой группе буду учиться. И нашел. Это была группа «116».

Вечером на поезде наша группа поехала в Красноу­фимск на уборку картофеля. Деревня, в которой убирали картофель, называлась Ма­рийские ключики. Нас, сту­дентов, поселили у частни­ков. Я и еще семь ребят жили у одной бабушки. Спали на полу, на соломенных матра­цах. С поля приносили бабу­ле картошку, а она нам за это каждый день топила баню.

Единственный трояк за всю учебу

С учебой в институте мно­го воспоминаний. Вспомина­ются лекции и семинары, ко­торые вел в нашей группе по политэкономии Илья Ефи­мович Стольберг. Как-то раз я плохо ответил на семинаре, и пришлось идти к нему на отработку. Он задал мне не­сколько вопросов. И первый: где я работал до института. Я ответил, что на прииске. И тут же он меня спрашивает: «Много золота видел?». А я ему в ответ: «Да я его вооб­ще не видел». И тут он так спокойно говорит: «Еще раз попадешься неподготовлен­ным — уродом сделаю по по­литэкономии».

Но казус произошел при сдаче экзамена по политэ­кономии в летнюю сессию. Я ему подаю зачетную книжку, он ее открывает — а там ле­жит три рубля. Как этот трояк оказался в зачетной книжке, я и сам не помню, извинился и забрал его. После этого стал всегда проверять зачетную книжку, чтоб, не дай бог, в ней что-то оказалось лишнее. Вспоминается еще один экза­мен по уголовному процессу. По нему я получил трояк. Это единственный трояк за всю мою учебу в институте.

Первые шаги в профессии

Учеба подходила к концу, и вот оно — государственное распределение. Мне предло­жили работу в суде Челябин­ска, но, увы, не получилось. К окончанию института мне было только 24 года, а не 25.

Распределился я в Ми­нистерство цветной метал­лургии. Работу юристом мне дали в Баймаке, почти в 500 километрах от Уфы, в торго­вой организации.

1 августа 1979 года я вы­шел на работу в ОРС Баймак­ского машиностроительного завода. Где-то дней через 10 организация получила повестку в суд. Один из ра­ботников предъявил иск о восстановлении на работе и взыскании заработной платы за дни вынужденного про­гула. Я посмотрел все доку­менты по его увольнению и начальнику ОРСа заявил, что дело «пахнет керосином», т. е. восстановлением на рабо­те. Документы по увольне­нию были оформлены очень плохо. Пришел на процесс прокурор города и как начал «катить бочку на меня», что это я такие приказы безгра­мотные визирую. Пришлось ему объяснить, что я толь­ко приступил к исполнению обязанностей юрисконсуль­та организации. Дело за­кончилось восстановлением работника и взысканием за­работной платы за дни вы­нужденного прогула. Мало того, начальник ОРСа выну­дил меня писать кассацион­ную жалобу на это решение суда. Можно себе предста­вить, как сочинять эту жа­лобу, если нет аргументов. Ездил в Уфу на рассмотрение жалобы, которую оставили без удовлетворения, что и следовало ожидать.

Прошло совсем немного времени, и я понял, что в этой организации долго не задер­жусь. Грубо говоря, или вме­сте воруй, или уходи. Я вы­брал второе и в апреле 1980 года уволился и уехал в Ниж­невартовск. Быстро устроил­ся на работу в одну из органи­заций по ремонту нефтяных скважин, но проработал там совсем недолго и перешел на работу в юридический отдел «Нижневартовскнефтегаз». Работа была интересная, по­стоянно с людьми. Работники объединения по разным во­просам обращались на при­ем по личным вопросам в юридический отдел. В газете объединения «Нефтяник» пе­чатались мои ответы на во­просы ее читателей.

Скандал с французской компанией

В эти годы на Самотлор­ском месторождении нефти французская фирма «Крезо Луар» вела работы по строи­тельству газокомпрессорной станции. Одно из транспорт­ных предприятий нашего объ­единения при перевозке блока управления станции умудри­лось его уронить. Скандал был выше крыши. Начальник транспортного управления лишился должности. Руковод­ство французской компании отказалось монтировать дан­ный блок без дополнительной проверки. А для проверки его нужно было везти во Фран­цию. Мне пришлось занимать­ся этим материалом. Впервые я знакомился с иностранным контрактом. Несколько сотен страниц на двух языках: рус­ском и французском. Меня лично поразило одно условие контракта : «Если во время монтажа станции умрет ин­женер-наладчик, то его тело до границы оплачивает совет­ская сторона, а после границы французская». Проверка обо­рудования во Франции обо­шлась очень дорого и за наш счет.

Добился освобождения судьи от должности

Объединение очень мно­го строило не только производственных объектов, но и гражданских тоже. Было много судебных дел по стро­ительству в Госарбитраже Тюменской области. Строи­тельные дела в Тюменском государственном арбитраже рассматривала судья Мухи­на Л. М. Сказать, что она ча­сто нарушала действующие тогда правила рассмотрения хозяйственных споров, этого мало. Мое личное терпение кончилось, когда она рассмо­трела в один день семь исков и удовлетворила их полно­стью. Представитель ответ­чика на процессе не присут­ствовал.

Недели через три по по­чте приходят все решения по семи искам, и в их удовлетво­рении полностью отказано. И еще одна деталь: представи­тель ответчика, оказывается, присутствовал на процессе. Меня это возмутило до пре­дела. Я позвонил судье после получения таких решений, и она мне заявила, что была задержка рейса самолета, и представитель ответчика не мог вовремя явиться на про­цесс. На вопрос, почему не отложили рассмотрение всех исков, ответа не получил.

Я подготовил основатель­ную жалобу на этого арби­тра. Рассмотрением жалобы занимался начальник отде­ла по надзору Тимофеев. Он мне лично звонил в юриди­ческий отдел. Хорошо помню его фразу, которую он повто­рял несколько раз: «Этого не может быть». Рассмотрение нашей жалобы закончилось освобождением госарбитра Мухиной от занимаемой должности.

Пошел на конфликт с начальником

Об отношениях с гене­ральным директором пред­приятия Филимоновым Л. И. хотелось бы рассказать под­робнее. Руководитель воле­вой, грамотный специалист. Но было одно «но» — не тер­пел других мнений, частенько был крайне груб и бестактен.

Как-то мне принесли про­ект приказа на визу. Мой начальник юридического от­дела был в это время в отпу­ске. По объему приказ поме­щался на одну страницу, а по содержанию полностью не вписывался в действующее трудовое законодательство.

В 1986 году сложилась тяжелая обстановка по вы­полнению плана по добыче нефти. И появляется проект приказа примерно такого содержания: «мастера, на­чальники отделов и служб должны из очередного от­пуска выходить за три дня до его окончания и на про­изводственных совещаниях не заявлять «я не в курсе, я из отпуска». Невыход на ра­боту — нарушение трудовой дисциплины, со всеми вы­текающими последствиями, вплоть до увольнения».

Такой проект приказа без замечаний я завизировать не мог. Со всеми моими замеча­ниями проект приказа был передан на подпись генераль­ному директору Филимонову Л. И. Он назначил производ­ственное совещание, где при­сутствовало человек 40 ру­ководителей отделов, служб, предприятий. Филимонов за­шел последним в свой кабинет и увидел меня. Выдал такой мат, что описать невозможно. Никто не понимает, что вы­звало такую реакцию. Он мне говорит: «Будешь снимать свои замечания к приказу». Я отвечаю, что всё написал. Он берет ручку, зачеркива­ет свою подпись на приказе и швыряет его так, что летит он до середины стола. На сле­дующий день у меня состо­ялся разговор по телефону с начальником юридического отдела «Главтюменнефтега­за» Рыбаловым В. А. Он меня выслушал и сказал, что я все сделал правильно. После это­го совещания мне позвонили два начальника предприятий и сказали: «Александр Нико­лаевич, если Филимонов тебя выгонит, мы возьмем тебя на работу». До увольнения дело не дошло.

Но был еще один конфуз. В начале сентября отмечается День работников нефтяной и газовой промышленности. К этому дню всегда издавал­ся праздничный приказ о поощрениях лучших работ­ников. В таком приказе ока­залась моя фамилия. Идет торжественное собрание. Руководитель отдела труда и заработной платы зачитыва­ет приказ, доходит до моей фамилии — и Филимонов на весь актовый зал заявляет: «Я его вычеркнул».

В юридическом отделе я проработал более 10 лет. Но в последнее время не стали складываться отношения с его начальником — и я уво­лился.

Можно было добиться справедливости

Новым местом моей ра­боты был один из коммерче­ских банков Нижневартовска. В нем я проработал более семи лет. Начал юристом, за­тем начальником юридиче­ского отдела. Работа интерес­ная, новые люди. Судебных дел было не очень много, но некоторые запомнились на­долго.

Судья одного из арбитраж­ных судов, где банк являл­ся истцом по делу, отказал в предъявленном иске полно­стью. Решение было обжало­вано в установленном поряд­ке. Жалобу рассматривал этот же арбитражный суд, но со­став был из трех судей. Пред­ставитель ответчика вел себя на процессе довольно наг­ло. Суд выслушал стороны и остался в совещательной ком­нате для принятия решения по апелляционной жалобе.

За время принятия тако­го решения представитель ответчика заходил в совеща­тельную комнату три раза. На процессе вместе со мной был еще один работник бан­ка, начальник одного из от­делов. Когда представитель ответчика третий раз зашел в совещательную комнату, коллега мне говорит: «Алек­сандр Николаевич, туда же нельзя заходить». Я ему в ответ: «Насмотрелся теле­визора. Понимаешь, не мо­гут договориться». В итоге апелляционную инстанцию мы выиграли, иск удовлет­ворили полностью, к нашему удивлению. Честно говоря, я такого результата не ожидал.

За время работы в банке я познакомился со многими хорошими людьми. Некото­рые из них до сих пор жи­вут в Нижневартовске, где я прожил 30 лет, где родились и выросли мои две любимые дочери. Я и сейчас с некото­рыми бывшими работника­ми банка поддерживаю связь, хотя прошло много времени.

Еще один судебный казус

Вспоминается еще один судебный казус. Дело рас­сматривалось Нижневар­товским городским судом. К назначенному времени я прихожу на процесс. Выхо­дит секретарь суда и говорит, что мое дело рассматривать­ся сегодня не будет. Суд не укладывается по времени по первому делу. О другом вре­мени рассмотрения дела вам сообщим. Прошло несколько дней, я сам позвонил в суд. Секретарь мне заявляет, что судья приняла решение по нашему делу. Я в суд. Знаком­люсь с решением. Оказыва­ется, был процесс в этот день, и я в нем принимал участие. Я зашел в кабинет судьи и попросил объясниться, что все это значит. Вразумитель­ных ответов я не услышал.

Как -то я был на процессе в этом же суде, но по друго­му делу. Рассмотрение дела закончилось в восьмом часу вечера. Выхожу из здания суда, а за мной вслед выхо­дит та судья. Я с ней поздо­ровался и говорю:

— На вашем здании не хватает одного транспаранта.

— Какого?

— Где начинается суд, там кончается порядок.

Она промолчала. Были у нее и другие дела с нашей организацией, но такого она больше никогда не допускала.

Женился поздно

В декабре 1998 года я уво­лился из банка и перешел на работу замгенерального ди­ректора по правовым вопро­сам ЗАО «Обьнефтеремонт», в котором проработал более 10 лет и уволился в сентябре 2010 года в связи с выходом на пенсию. После увольне­ния я решил вернуться на Урал, обосновался в Качка­наре, где живу уже 11 лет.

Немного о своей семье. Женился я довольно поздно. Мне было уже больше 30 лет. Жена Татьяна по образова­нию педагог-математик, но в школе работала не очень долго. У нас две дочери: Оль­га и Мария. Родились в Ниж­невартовске. Старшая дочь Оля окончила школу с золо­той медалью. После окон­чания школы поступила в Уральский политехнический институт на экономический факультет. Его также окон­чила с отличием. Замужем. Имеет двух детей: Полину и Андрюшу. Младшая дочь Ма­рия окончила Уральский ле­сотехнический институт по специальности «Туризм».

Тяга к поездкам и путешествиям

Когда еще не было семьи, я много ездил по стране. Был в Прибалтике, Грузии, Сред­ней Азии. С семьей были в Париже. Посетили Лувр, Дис­нейленд и многие другие до­стопримечательности. Неод­нократно были в Германии. После выхода на пенсию с женой ездили в Прагу, побы­вали в Дрездене, Вене, Мюн­хене. Объехали очень много городов в Италии.

Еще при жизни мамы ез­дил с ней в Казахстан, к ее родному брату Александру Горн. И только там я узнал, что дядя в 1941 году участво­вал в боях по защите Москвы. Получил пулевые ранения в обе ноги. Я, когда приехал к ним в гости, сразу обратил внимание на его походку. До этого я видел дядю, когда мне было лет пять. О войне он рассказывал очень мало. После выписки из госпиталя на фронт он больше не попал. Причина — национальность. Его отправили в Казахстан. Там он прожил со своей семь­ей до 1993 года и выехал на постоянное место жительства в Германию. Когда я приехал к ним в гости со всей своей семьей в 1996 году, спросил, на какие деньги он все это приобрел, если в Казахстане не удалось практически ни­чего продать из имущества. А он так с гордостью ответил: «Я ведь с Гитлером воевал!». По приезде в Германию дяде выплатили около 30 тысяч марок.

Отец не зря прожил жизнь

В 2015 году я ездил в Са­ратовскую область. Пытался найти деревни, где родились мои родители. Но тщетно. Таких деревень сегодня на карте Саратовской области нет.

Остановился я в селе Зор­кино, в гостинице (до войны село называлось Цюрих). В нем проживало около 5 ты­сяч человек. Оно находится в 70 км от Саратова. Рядом с гостиницей здание католи­ческой церкви, которую со­всем недавно за свои деньги восстановил белгородский предприниматель Лоор Карл Карлович, потратив на это более 50 млн. рублей. Его ро­дители в 1941 году были де­портированы из этого села. Недалеко от села протекает Волга, на которую я сходил пешком. Набрал немного земли, привез ее на Урал и рассыпал на могилах моих родителей. Места, где про­живали мои родители, очень красивые.

Съездил я и еще в один го­род. Называется он Маркс. На его центральной улице есть большой парк, в котором установлены скульптуры из­вестных людей города. Это Герои Советского Союза, Ге­рои Социалистического тру­да. На одной скульптуре было две фамилии: Венцов Влади­мир Кириллович — Венцель Вольдемар Карлович. Погиб при форсировании Днепра в 1943 году. Чтобы попасть на фронт, каким-то образом изменил свою немецкую фа­милию на русскую. И такие факты за войну были не еди­ничные.

Мои родители прожили нелегкую жизнь. Оба были в трудовой армии, которая в основном формировалась из советских граждан немецкой национальности. Я и сей­час удивляюсь, как это отцу удалось в 1957 году, имея на руках четырех детей, постро­ить свой собственный дом. Он и сегодня стоит, но в нем живут другие люди.

Папа неоднократно при­возил из леса и высаживал в нашем огороде кедры, но как-то они не приживались. Я уехал из дома, а отец опять посадил кедр. Вырос такой красавец! Кедру сейчас лет 45. Все-таки хоть один кедр, но прижился. Отец не зря прожил жизнь: дом постро­ил, трех сыновей и дочь вы­растил и дерево посадил.

Кристина Передерий

Фото из архива Александра Шулера