Нине Ивановне Харитоновой 6 октября исполнилось 80 лет, 40 из которых она посвятила тому, что помогала появиться в Качканаре на свет тысячам малышей.

Мы встретились с Ниной Ивановной в канун её юбилея. Дверь мне открыла статная, приветливая и в то же время серьезная женщина с высокой прической.

— Обо мне ведь уже как-то писали в газете, давно это было, я вырезала фото­графию, и она у меня до сих пор стоит, — говорит мне Нина Ивановна и показыва­ет вырезку из газеты. На чер­но-белой фотографии она, еще молоденькая, стоит в медицинской маске у крова­ти роженицы и держит в ру­ках голенького, только поя­вившегося на свет младенца.

Девочка Нина родилась в селе Зайково Ирбитского района в год начала Второй мировой войны – в 1939-м. Когда началась Великая От­ечественная, ей не было и двух лет, поэтому военное время особо не отложилось в памяти Нины.

— Отчетливо я помню только, начиная с конца 45-го, 46-й год, — говорит Нина Ивановна.

Принимали по тысяче родов в год

После десяти классов школы Нина поступила в медучилище. Сначала де­вушка мечтала о профессии учителя, хотела преподавать географию, но материальное положение семьи было слиш­ком шатким, и мама сказала Нине, что не сможет её учить в Свердловске. Но всё же девушка съездила в педин­ститут на Карла Либнехта,9, посмотрела, подумала и вер­нулась обратно домой.

— Мы с подругой посту­пили в медучилище в Ирби­те, закончили его. По дипло­му я фельдшер. Отработала в Режевском районе положен­ное время – три года. Потом по зову не комсомола, а мо­лодого человека я приеха­ла в Качканар в конце 1961 года, — вспоминает Нина Ивановна. — Первые полгода я работала в яслях по улице Мира. В больницах не было вакантных мест, был такой наплыв народа, и медиков, видимо, тоже. В мае 1962 года я пришла к Татьяне Федоровне Молдовановой, она тогда работала главным врачом. Нашлось место в роддоме, и я начала там ра­ботать. Роддом тогда нахо­дился по улице Чехова. В то время было много сотруд­ников и много пациенток. Рожали на полную катушку. Палаты были все заполнены. С врачами, конечно, тоже были проблемы. Мы были на посту и день, и ночь, по сменному графику. Врачи работали на дому, мы их вы­зывали только на осложнен­ные роды, на кесарево сече­ние. «Скорая» привозила к нам врачей безотлагательно. В то время в Качканаре была в основном одна молодежь. Рождаемость была высокая. Мы принимали до тысячи родов в год. Сейчас вот кому скажи — и даже не поверят, что такая в Качканаре была рождаемость.

База для интернатуры

— В 1966 году построили новую больницу — нынеш­ний стационар, и мы пере­ехали туда. Рождаемость в те годы не падала, и врачей становилось больше, — про­должает Нина Ивановна. — В начале работали Эмма Олеговна Попова, Татьяна Федоровна Молдованова, из Грозного была Любовь Иннокентьевна Сомова. Это первые наши врачи. Потом появилась Светлана Федо­ровна Самочернова, еще других врачей присыла­ли. В какое-то время наша больница была базой для прохождения интернату­ры, студенты приезжали на практику в хирургию и в родильное отделение. Молодые врачи из разных городов после окончания института проходили ин­тернатуру на базе нашей больницы. По распределе­нию отработав положенный срок, многие врачи уезжали. Были из Южно-Сахалинска, из Симферополя приезжа­ли брат с сестрой Шилины. Шилин и сейчас работает в гоковской поликлинике. Его сестра была гинекологом, она уехала из Качканара, а он остался, ему Урал, видно, понравился.

Коллектив у нас был очень хороший, большой, друж­ный. Было два поста акуше­рок, два поста сестер. Тогда и санитарки были. Вне работы мы с коллективом досуг про­водили: все праздники, дни рождения отмечали.

Оптимизация — это неприемлемо

— Постепенно рождае­мость стала падать. К 1980-м годам стало уже родов по 600-700 в год. Сегодня другая проблема – эта оп­тимизация. Понастроили больших перинатальных центров. А их же надо за­полнять, надо выполнять койко-дни. Всё по особым установкам, по особым приказам, распоряжениям, по списку. Единицы сейчас остаются рожать в Качка­наре. Остальных всех от­правляют, вы сами знаете, в Екатеринбург, в Нижний Тагил. Я считаю, что это неприемлемо: и оптимизация, и маршрутизация. Сло­ва-то какие придумали. А мне кажется, что это просто развал медицины — и боль­ше ничего. Если не назвать это вредительством, — счи­тает опытная акушерка. — Вот последние события, о которых вы рассказывали в газете. Я хоть уже 18 лет не работаю, но у меня болит душа о производстве. Сое­динить родильное отделе­ние, гинекологию, абортниц и палаты новорожденных —это неприемлемо. Раньше санэпидстанция нас строго контролировала. Анализы брали всё время, проверки устраивали. А теперь что, всё можно, получается?

— То есть вы уже давно на пенсии, но в курсе всех событий.

— Я рассчиталась в 2001 году. Но с коллективом я связи не теряю, мы созвани­ваемся со всеми коллегами, встречаемся. Некоторые уже умерли, светлая им память. Я вот дожила до 80 лет. Но мне есть на кого равняться — Светлане Федоровне 84 года исполнилось.

Сначала считала принятые роды, потом сбилась со счета

— Вы сказали, что вра­чей вызывали только в экстренных случаях, а в основном, получается, вы сами работали на родах?

— Да, конечно, роды мы, акушерки, принимаем сами. Детский доктор еще должен быть на родах. У нас это Зина­ида Сергеевна Русакова. Ре­бенка она должна осмотреть, необходимые мероприя­тия провести, например, по оживлению младенца.

— Вы считали, сколько за свою жизнь приняли малышей?

— Я сначала считала, у нас все журналы были, потом перестала считать, сбилась. За сорок лет это тысячи родов. Особенно когда мы работали по Че­хова, по 6 человек за ночь к нам поступали. В палатах новорожденных было до 30 детей на одну сестру. Вы представляете? Особенно перед кормлением, перед пеленанием все эти 30 ма­лышей поднимут такой ор, что кошмар!

Мы тогда о деньгах не думали

— Как вы справлялись?

— Мы справлялись. А что делать? Мы тогда молодые были, друг у друга учились, у врачей учились. Я втянулась в акушерство, мне очень нра­вилась моя работа. Мне как-то предлагали уйти в ГОК работать, там больше денег платят. А мы же тогда о день­гах не думали, мы просто жили, работали, воспитыва­ли детей. Нас материальная сторона не очень интересо­вала. Я отказалась, но в ка­кие-то моменты потом жале­ла, что не ушла в ГОК.

Были трудные време­на, когда мы работали без санитарок. Это началось, когда образовался радиоза­вод. Все потекли туда, у нас санитарки рассчитывались повально. Санитарка — пер­вый помощник акушерки, а её нет. Мы сами всё убирали после рожениц, выносили тазы и прочее. Нам, конечно, доплачивали, но это было тяжело. И законы у нас ин­тересные, можно понимать по-разному. Например, до­плата до 30 процентов. А мо­гут заплатить значит, и 20, и 10 процентов. Четверо родит за ночь, а ты делаешь и свою работу, и санитарскую. Но всегда при нас была сестра палаты новорожденных, ре­бенок рождался и находился уже на её попечении. Врачи в Качканарском роддоме все были квалифицированы, с высшей категорией: Светла­на Федоровна Самочерно­ва, Нелли Петровна Милюц. Сейчас Ирина Михайловна Молокова, Галина Анато­льевна Клименко. Они все оперирующие. И почему бы не рожать в роддоме в Кач­канаре? Мы ведь работали — все рожали в Качканаре, никого не отправляли. И справлялись прекрасно.

Кричит – значит, живой

— Помните, как прини­мали свои первые роды?

— Первые роды я приня­ла не в Качканаре. Я рабо­тала в участковой больнице в Режевском районе медсе­строй. Акушерка была при больнице и две родильных койки. Поступила женщи­на рожать. Санитарка мне говорит: «Нина, не пойдём за Елизаветой [акушеркой], сами родим». Вот мы и при­няли роды. До этого, конеч­но, во время учебы у меня была практика, мы учились роды принимать. Училась я в Ирбите, там был большой роддом, мы, студенты, там учились принимать роды под контролем акушерки. А уже на работе в больнице я принимала роды самостоя­тельно. Это моя работа, раз­мышлять тут некогда, когда ты один на один с женщи­ной, просто выполняешь свою работу.

Новорожденный появля­ется, надо добиться его пер­вого крика. Первое меропри­ятие – отсасывание слизи из верхних дыхательных пу­тей, массаж грудной клетки. Мама смотрит, переживает. Первый крик, — значит ребе­нок живой, он сразу розове­ет. Нужно роженице сказать, кто родился, показать маме ребенка. Если ребенок за­молчит на столе, мама волну­ется: почему он молчит. Или наоборот, спрашивает:«По­чему он кричит?». Тоже надо всё объяснить. Если молчит, выясняешь причину. «А что вы с ним сделали, почему он закричал?» — спрашива­ет потом мамочка. Новоро­жденный должен кричать, чтобы легкие расправились. После того как ребеночка от­даешь в руки детского врача или детской сестры, уже на­чинаешь заниматься жен­щиной: могут быть кровоте­чения, разрывы и так далее.

За 40 лет бывало всякое

— Бывали неприятные инциденты, несчастные случаи?

— Конечно, сколько угод­но. Бывало, женщины после домашних родов поступали и в приемном покое рожа­ли. Или муж к нам ребенка новорожденного принесет в какой-нибудь рубахе или тряпке. Всякое бывало. В акушерстве много всяких нюансов.

— Во время родов есть риски материнской и мла­денческой смертности. Вы с этим столкнулись?

— Да, за 40 лет было та­кое. И по Чехова еще было. Были неприятные такие слу­чаи, я их помню. Женщина может умереть после родов из-за сепсиса, например, или сильного кровотечения. Но этими случаями уже за­нимаются врачи. И младен­цев тоже теряли, бывало. Тут свои нюансы: то недоно­шенность, то трудные роды, длинный потужной период. Вспоминаю сейчас — даже разволновалась.

Осталась несбывшаяся мечта

— Мы всё о работе да о работе. Расскажите теперь про свою семью.

— В 1963 году я вышла за­муж за Юрия Григорьевича Харитонова. Он работал то­карем в УГЖДТ. У нас двое детей: сын и дочь. Сын Алек­сандр закончил Киевский институт гражданской авиа­ции. Живет сейчас с семьей в Кольцово. У сына двое детей. Внучка Настя закончила же­лезнодорожный техникум, поступила потом в финан­сово-юридический институт и теперь работает в главном Управлении железной доро­ги. Есть у меня правнучка. Дочь Елена закончила Сред­неуральский техникум ме­трологии и стандартизации. Её направили в Новосибирск на завод «Комета». Этот за­вод в свое время рухнул, в конце концов всех уволи­ли. Теперь дочь работает на мебельной фабрике, уже не по своей специальности. У дочери сын Женя, получил высшее образование, он удачно устроил свою жизнь, есть работа и любимая де­вушка.

— Вы довольны своей судьбой, что посвятили себя акушерству?

— Да, я 40 лет отдала этой профессии. Но всё-таки ино­гда я вспоминаю свою мечту, как я хотела быть учителем географии. И эта мечта не сбылась…

То, что сейчас творит­ся в медицине, меня очень расстраивает и возмущает. Приходится ведь тоже об­ращаться к врачам. У меня сахарный диабет, к окулисту хожу, к терапевту. Уважения сейчас к людям нет. Но и врачей тоже можно понять. У них столько писанины. Ты заходишь по своему талону, а врач еще заполняет бума­ги по предыдущему паци­енту.

— Вы говорите, что меч­тали стать учителем гео­графии. А сами бывали в путешествиях?

— Не особо. Я в Крыму не была и Черное море не видела. Была в Алма-Ате два раза у родственников мужа, в Ленинград ездили по инициативе мужа. Он у меня был влюблен в Ле­нинград, больше муж был путешественником в душе. Теперь его уже нет в живых, я пятнадцатый год как вдо­ва. Еще я была в Москве и в Киеве. За границу никогда не выезжала. Внучка у меня часто ездит за границу от­дыхать и маленькую дочку с собой берет.

Свой 80-летний юбилей Нина Ивановна празднует дважды: в семейном кругу и со своими коллегами. Здо­ровья и благополучия вам на долгие годы, Нина Ивановна, и спасибо за ваш бесценный труд!