Чёрные зори войны

Жарким выдалось лето 1943 года под Сталинградом. Противостояние Советской Армии и армии вермахта достигло своего наивысшего накала. Здесь, по сути, решался исход войны. Именно тогда был издан приказ Верховного главнокомандующего №227, который все знали как «ни шагу назад».

Для молодых смерти нет

– Я как-то мало интересовалась этой стратегической политикой, – Александра Степановна Слюсарь, ветеран войны, задорно, молодо блеснула глазами и весело улыбнулась. – Какая-то уверенность была внутри всю войну, что ничего плохого ни со мной, ни с родными не случится. Политзанятия были, конечно, но, хронически полусонные и полуголодные, мы как-то не особо вникали в слова политрука.

Да еще я все время думала о доме, где остались двое совсем маленьких двойняшек, трехгодовалых Галчонка и Толика. Вот о них душа больше болела. Отец давно на фронте. Жив ли?

После объявления всеобщей мобилизации опустела разом, умолкла деревня Добромысловка, затаилась тревожно. Казалось бы, война вон как далеко. Однако огненное, зловещее дыхание ее ощущалось и здесь.

Вскоре и похоронки стали приходить. Ревела в голос дружная деревня, оплакивая погибших. Работа изнуряющая навалилась на бабские плечи. Повестку Саше привезли прямо на покосный стан. В июне 43-го. Только и успела младшеньких обнять, кинуть в мешок заплечный корку хлеба да из одежонки чего, и в путь. Воинский эшелон формировался в Абакане. Здесь и одели, и пайком снабдили. Все по форме, по уставу. Присяга на верность Родине, и почти неделя в эшелоне.

– Ох, и выспались же до Камышина! Даже как-то радовались в душе, что не надо вставать ни свет ни заря, не волохать с вилами да топорами, не тягать тяжеленные фляги молочные, – льется спокойный рассказ ветерана. – Молодые были. Для таких смерти нет. Где и поплачем втихомолку, родных вспомнив. Время незаметно пролетело.

Вот и город Камышин. Приказ – привести себя в строевой порядок. Здесь и прикомандировали к зенитной батарее. Четыре орудия. Боеприпас к ним. Личное оружие под роспись, шанцевый инструмент. 40 человек личного состава. Нас, девчонок, почти ровесниц, восемь в подразделении оказалось.

Первый бой

Определили обязанности. Кто пообразованней, те к связистам да к разведчикам попали. Саша прикреплена к орудию, подносчицей снарядов. Крепкая, ладная была девушка, к труду привычная. Быстро привыкли к уставному обращению: «Есть!», «Так точно», «Слушаюсь». Поначалу смешило это. Но уже скоро стало не до смеха. Вышли на позиции.

Выгрузка, рытье капониров, оборудование снарядных складов, временных землянок. Отовсюду громыхает, столбы дыма черного как лес стоят.

– И не было видно ни заходящих, ни восходных зорь. Черные там были зори-то, не сибирские, в полнеба алые, – заметно переживает те впечатления и сейчас Александра Степановна. – Жутко было видеть вдали, в бинокль, полностью разрушенный огромный город. Одни развалины.

И вот он, первый бой. Еще и руки не успели отряхнуть, как команда: «Воздушная тревога! По местам все!» Защищала батарея паромную переправу через Волгу.

Что такое воздушный бомбовой налет? В первую очередь враг подавляет зенитный огонь. Вся мощь первой волны самолетов направлена на уничтожение объектов противовоздушной обороны. Тут уж кто кого – или он тебя снесет, или ты его огнем поразишь, или хотя бы отпугнешь, не дашь прицельно ударить.

– Он-то, вражина, в более выгодном положении, он подвижен, – со знанием дела объясняет зенитчица. – А тебе куда? Ты у него как на ладони, неподвижная мишень. И кажешься себе букашкой, на которую сейчас наступит и раздавит в слизь кованый сапожище. Жутко. Да ведь еще и воет, гад, надрывно, и все внутри тебя сжимается от ужаса. Тут все зависит от плотности огня всех четырех орудий. От слаженности работы всех четырех расчетов. Там, сверху, асы немецкие, а здесь, внизу, не защищенные ничем молодые девчоночки. Вот и молишься на стрелка-наводчика: «Попади, родненький, не подпусти близко»!

– Можешь себе представить? – испытующе смотрит на меня фронтовичка.

Нет, не испытав, не представишь, что это такое, когда на тебя пикирует пышущая пулеметным огнем машина смерти.

– Когда закончился налет, а мы все целы, когда вдруг наступила тишина, закричали мы победно, обнялись с Верой, второй подносчицей. И плакали, и смеялись, и кулачками в небо грозили, – голос женщины напряженно дрожал, на ресницах появились скупые слезы и тут же высохли. Задумалась она. Переживала, наверное, вновь те события.

Потом встрепенулась от вопроса и уже спокойно пояснила: – Разведчицы – это те, кто небо слушает. В небо направлены звукоуловители такие. А она в наушниках сидит, звуки эти ловит. И среди фронтового грома должна вовремя услышать и выделить гул вражеского самолета. Посиди-ка в наушниках, вся во внимании, когда спать хочется после ночных отражений, есть хочется, вошь донимает.

Счастливая батарея

– Как ни старайся, а вошь окопная есть везде, – опять оживилась Александра Степановна. – Хоть и устраивали бани, белье пропаривали, а все равно: не изживешь ее, паразитку.

Быт, говоришь… А не было быта. Некогда. До ветру – так кто где укромный уголок нашел, там и справился. Позиции меняли часто. Если уж засек тебя враг, то, как ни маскируйся, подкрадется и убьет. А новая позиция – это копать, копать, потом грузить и опять копать. Через некоторое время – снова то же самое. Командир наш покоя не давал. Повторял часто: «Отдохнем, когда победим. А победим, если выживем». Благодаря его требовательности до конца войны не было у нас серьезных потерь на батарее. Зарядчика нашего однажды только на глазах у меня в ногу ранило, это помню. Больные были, это да. А вот чтобы хоронили кого, того не помню. Может, и было, без этого не бывает, а вот не помнится, и все. Счастливой наша батарея считалась.

– Вот слушай, случай был. Как-то, уже на Белорусском фронте, поменяли нас местами с другой батареей. Они наши позиции, а мы их заняли. У них, наверное, вооружение помощнее было, не знаю. Так однажды, в ночной налет, фашист всю их батарею уничтожил. Всю дотла. Везение? Счастье военное? Провидение Божье? Гадай сейчас.

Ко вшам еще можно было привыкнуть, а к голоду не привыкнешь. У Волги еще стояли, в начале службы было. Нас, девчонок, часто за продовольствием к реке посылали. Так где корочку хлебца отщипнем, где огурчик схрумкаем по дороге. А однажды утаили банку тушенки. Крадучись, вчетвером, ушли в сторонку. Как мы эту банку открывали! Ни ножа с собой, ничего. Уж и камнями ее, и зубами. Добыли-таки. Не пробовала вкуснее этой тушенки больше в жизни.

– Надо же, у себя и украли, – и смеется она опять по-молодому озорно. – Но это так, от голода. Вот когда письмо, первое и единственное, из дома получила, чуть не загремела под трибунал. Как услышала про письмо, так винтовку скинула и опрометью к почтальону, на соседнюю батарею. Пока не прочитала, пока не наплакалась над родными строчками, не вернулась. Хорошо, тревоги не было, да девочки личное мое оружие прибрали. А то бы суд.

Уже в конце войны, в Литве воевали, там можно было на карточку сняться. Не упускали мы такого случая. С маленьких, с сигаретную коробку выцветших фотографий смотрели открытые, улыбающиеся, красивые в своей молодости лица зенитчиц. А ведь провоевали они уже два года!

И поневоле сравнивались они с героинями повести Бориса Васильева «А зори здесь тихие». Случись надобность, и ни одна бы из них не дрогнула в подобной ситуации. Есть такая твердая уверенность. Но повезло. Выжили и победили. И те, кто не дожил до светлого дня Великой Победы – победители.

Путь домой

В городе Лида зарегистрировали свой семейный брак зенитчица Александра Слюсарь и командир взвода управления их батареи, младший лейтенант Игорь Григорьев. Было это 17 июля 1945 года. Вскоре демобилизовали весь женский состав батареи. Муж долго уговаривал Сашу остаться, дождаться окончания его службы. Разрывалось на части сердце молодой женщины. Здесь любимый муж. Там, дома, на попечении одной только сводной сестры остались после смерти Сашиной мачехи пятилетние двойняшки. И решила: поедет в Добромысловку. Долгий, транзитный путь домой. Лида-Вильнюс-Ленинград-Москва-Красноярск-Абакан. Наконец, Ирбей, и вот она, родная до боли деревня.

Ох, и встреча же была! Визжала в восторге малышня, то плакали, то смеялись, обнявшись, старшие сестры. Подходили поздравить соседи.

Сразу же впряглась в работу Саша. И уже в радость был тяжкий труд. И пела душа – вместе они! И войны нет. Скоро вернулся с фронтовых работ и отец. Правда, пожил недолго. Нелегкой, видимо, была его служба. Только и успел порадоваться на внучку Лиду, дочь Саши и Игоря.

– Написала я мужу письмо, звала к себе, только вот ответа не получила, – просто и обыденно говорит Александра Степановна. – Обиделся, наверное, крепко. Но и я через себя не могла переступить, ребятишек бросить. Такая, стало быть, судьба любви нашей. Я его не виню.

Провожая, все сокрушалась фронтовичка, что не пришлось как следует попотчевать гостя. И благодарила за визит.

Нет, это мы в Вашем лице, Александра Степановна, низко кланяемся всем, кто выстоял в той кровавой битве. Благодаря которым мы сейчас живем. Спасибо вам за Победу, Ветераны!