Если «Протоны» падают с неба, значит в нашем государстве не все ладно?

С Анатолием Картав­цевым, хирургом городской поликли­ники, у меня было желание встретиться уже давно. Я познакомилась с ним задолго до интервью, когда у меня заболел близ­кий человек. Я ходила к нему за лекарствами для умираю­щей от рака поджелудочной бабушки, но мне хотелось, чтобы ее непременно выле­чили, или хотя бы облегчи­ли страдания. За несколько дней до ее смерти я пришла к Анатолию Картавцеву в ис­терике. Я рассказывала ему, как плохо бабушке, а он смо­трел в окно. На мои просьбы сделать ну хоть что-нибудь, он повернулся, посмотрел на меня пристально и спро­сил: «Вы понимаете, что она умирает?». И во взгляде этого уже немолодого врача я увидела обреченность и боль. Боль за каждого боль­ного, которому приходится говорить: «У вас рак», и за каждого родственника, ко­торому надо сообщить, что он попрощается с любимым человеком навсегда.

Анатолий Александрович уже уходил на обход, когда я подошла к нему с просьбой дать интервью.

– 300 тысяч рублей запла­тите?

– Нет, откуда у нас та­кие деньги!

– А что интересного я вам могу сказать? Я критически отношусь ко всем нововве­дениям нашего министер­ства здравоохранения…

– Вот это-то нам и ин­тересно.

– А что вас интересует конкретно?

– В первую очередь, ваша личность.

– Моя личность? Чем мо­жет заинтересовать моя ста­рая сморщенная личность, – отшучивался врач, бодро сбегая по лестнице с 3 этажа поликлиники. Но все-таки назначил встречу на субботу.

– Подходите в 10.32, но возможно придется подо­ждать, у меня могут быть пациенты, – предупредил Анатолий Картавцев. Ждать мне не пришлось, но врача постоянно отвлекали вопро­сами коллеги, а медсестра подсовывала карточки на подпись.

Анатолий Картавцев ро­дился в 1946 году в Новоси­бирске. В семье врачей не было, мама – бухгалтер, отец – термист на заводе. Анато­лий Александрович расска­зывает, что врачом хотел стать уже класса с 7-го. Учил­ся в школе хорошо – не от­личник, конечно, пацан все ж таки, но и двоечником не слыл. И очень много читал, в основном – фантастику. Специализацию хирурга вы­брал уже в институте. Гово­рит, что так виден результат и помощь нагляднее, хотя и смертность гораздо выше. О выборе профессии не жале­ет, хотя говорит, что мог бы стать хорошим педагогом.

После окончания Ново­сибирского мединститута по распределению попал на Урал, отработал 18 лет в больнице Нижнего Тагила, но всегда хотел жить или в Качканаре или в Серове, уж очень сибиряку понравилась наша природа.

И когда выдалась возмож­ность, Анатолий Алексан­дрович приехал в Качканар. Работал хирургом в ЦГБ, после инсульта перешел в поликлинику. До какого воз­раста он будет работать, не намечал, но рассуждает, что стариков на работе держать не стоит. Хотя и есть боль­шой опыт – для себя пожить тоже надо.

В 55 лет врач купил «се­мерку», но уже три недели ездит на «Киа Рио», и счита­ет, что она как небо и земля по сравнению с российским автопромом. Как рассужда­ет Анатолий Картавцев, в нашем государстве не все ладно со всем хозяйством, и задает риторический во­прос: если «Протоны» валят­ся с неба, значит что-то не ладно? Если кто-то нажил на нем миллиарды, может, нам отказаться от моратория на смертную казнь?

Но специфика работы хирурга-онколога настра­ивает на философский лад. Как врач, Анатолий Картав­цев советует меньше нерв­ничать, есть овощи, жела­тельно со своего огорода, и побольше читать. А как че­ловек, считает, что русского не убить ничем.

– В России практически 100 лет создавалась система здравоохранения, а не та си­стема медицинского обеспе­чения, как сейчас, когда ты платишь деньги, а тебе – ус­лугу. На первый план вышел Золотой Телец, рубль.

– Без денег не получить качественного лечения?

– И с деньгами тоже не получить. Рыба гниет с го­ловы, и думаю, что в 37 году Сталин расстрелял бы ны­нешнего министра образо­вания за то, что он творит. Изуродованное образование формирует порочное от­ношение к своей работе, к народу, к болезням, к здра­воохранению. Сейчас подго­товка врачей очень слабая, не готовы они к тому, чтобы работать, и учиться не хотят, а вот зарабатывать – это да.

– Почему вы стали он­кологом?

– С онкологией я сталки­вался как хирург. Будучи еще молодым и красивым, высо­ким и кудрявым, я занимал­ся проктологией. А она обя­зывает исследовать прямую кишку на онкологию. Я знал это практически. Поэтому после получения инвалид­ности стал хирургом-онко­логом.

Но теоретически каждого врача нацеливают в процес­се обучения на онкологию. Наша задача выцеплять он­кологию и не давать ей за­пускаться, это относится и к педиатрии, и к терапии. Онкология – бич, и даже не из-за высокой смертности, а из-за необратимости песси­мистичного исхода.

– Из-за чего вы получи­ли инвалидность?

– Нарушение мозгового кровообращения – это ре­зультат бессонных ночей и многочасовых операций.

– Как вам удалось вос­становиться? Характер? Особенности организма?

– Все вместе. Меня поло­жили в неврологию, пункти­ровали, поставили диагноз, попытались даже обмануть.

Якобы с сердцем что-то не ладно, и обычную аминока­проновую кислоту, которую капают при мозговых нару­шениях, заворачивали в чер­ную бумагу, как нитроглице­рин, а я вижу, что бутылка-то пластиковая. Так и лежал 21 день не поднимая головы. Выходили меня здесь, в Кач­канаре.

– Для чего врачи обма­нывают пациентов?

– Врачи часто врут, успо­каивают, потому что для положительного результата важен положительный на­строй. Если больной верит в мел как в таблетку, то и мел поможет, а если не верит в золотое лекарство, то и поль­зы не будет.

– Вы говорите своим пациентам, что у них он­кология?

– Говорю! Не всем, выбо­рочно, потому что не всякий человек может спокойно это перенести. Но обычно гово­рю. Не скрываю.

– Трудно это для вас?

– Уже нет. Поначалу было тяжело, но уже привык, очер­ствел за долгие годы работы.

– Тяжело понимать, что человеку уже не можешь помочь ничем.

– Это переносится до­вольно трудно, но врачи зна­ют прогноз, знают, что будет и когда. В принципе люди должны умирать.

– Сейчас поднимается шумиха вокруг благотво­рительных центров для больных детей, как вы к этому относитесь?

– Я категорически против создания фондов, потому что всегда найдется человек, который захочет погреть ручки. Я не участвую в этих делах. Спасать людей долж­но государство, оно очень богатое, но почему-то бога­теет кучка олигархов, а на здравоохранение денег не хватает.

– Но нужно же людей спасать, если государство не хочет?

– Героическими уси­лиями врача Картавцева? – в голосе врача слышит­ся сарказм. – Я считаю, что Абрамовичу незачем было покупать Челси, надо было купить больницу в России, субсидировать ее, оснащать техникой, создавать достой­ные зарплаты врачам. Я про­тивник фондов. Быть возле ручья да не напиться – не бывает такого.

– Почему больным не могут помочь в России, а отправляют за границу?

– Не хотят помогать! Я не думаю, что у нашего мини­стерства, даже свердловско­го, настолько мало денег, что оно не может оплатить опе­рацию. Притом наши хирур­ги нисколько не хуже загра­ничных. Это все нездоровая реклама, и пользы от нее не будет. Это политика государ­ства. В свое время Маргарет Тэтчер заявила, что нам для обслуживания западно-си­бирской магистрали нужно 15 миллионов русских. Но я вам хочу сказать, что так думал и Чингисхан, и хан Ба­тый. Но русского человека не убить!

– Это вы говорите, как врач?

– Нет, как человек, – за­смеялся Картавцев. – Нас не убить. Ведь все делается для того, чтобы мы жили хуже. Сельского хозяйства практи­чески нет, а в то, что сейчас поступают из-за рубежа или изготавливается по зарубеж­ным технологиям, я не верю в ту колбасу, в те пряники – все с наполнителями.

– Онкология может воз­никнуть от некачествен­ной пищи?

– Безусловно, многие ученые связывают развитие опухолей с канцерогенами.

– Как уберечься от них?

– Они могут поступить в организм с некачественны­ми продуктами или обра­зуются в организме сами, долго лежат в кишках, могут вызвать образование полипа и переход его в рак. Поэто­му организм должен функ­ционировать, должны быть нормальные физиологиче­ские отправления, а хорошо бы в него и не запихивать эту гадость, а переходить на здоровую пищу, есть поболь­ше овощей. Я вот жду свои огурцы.

– В Качканаре уровень заболеваемости раком выше, чем в области?

– В Качканаре он ста­бильно высокий, меньше, чем в Пышме, но все-таки мне не нравится.

– Как вы перенесли смерть жены?

– Тяжело перенес. У нее был рак молочной железы, и запущенный. Жена прожила после операции 8 лет. Она работала все время. Все ра­бота, работа…

– Говорят, вы хотели даже уйти с работы?

– Я не собрался уходить, наоборот, работа отвлекала от нехороших мыслей.

– Онкология – это на­следственное заболева­ние?

– Нет! Это не доказано. Скорее виновата здесь сла­бость иммунитета против онкологии, а если иммуни­тет мощный и нет обилия побочных заболеваний, рак не разовьется.

– От стресса может воз­никнуть рак?

– От стресса всегда пада­ет иммунитет, а от падения защиты может начаться рак. Надо меньше психовать, фи­лософски относиться к жиз­ни.

– Как этому научиться?

– Это в себе нужно вос­питывать с детства, читать Карнеги, Паркинсона, Фрей­да, там все расписано.

– Как вы относитесь созданию межмуници­пальных медицинских центров?

– ЦГБ потихоньку пре­вращается в фельдшерско-

акушерский пункт. Жен­щины рожают в Лесном, в Тагиле, а врачи теряют ква­лификацию. И это все бла­годаря деятельности нашего областного министерства и нашей ретивой администра­ции.

Нас же завалили бумага­ми! У меня 8 минут на при­ем, а на онкобольного надо 20 минут. Приходишь домой и падаешь! Принять 50-60 человек это нереально. Но я принимаю всех, и по тало­нам и без талонов. Не пред­ставляю, как это человек столько простоял, и ушел ни с чем. А надо с каждым поговорить, посмотреть, по­щупать, отрезать, зашить. Некоторые не требуют вось­ми минут, сломана нога – на рентген, потом в гипсовую, и больничный – за счет таких больных онкология и спаса­ется.

– Вы слышали про ад­мирала, больного раком? Он покончил собой, у него были проблемы с получе­нием лекарств.

– Это позор для здраво­охранения! Создана система тендеров (даже слово не хочу этого слышать!), и нужно за­полнить кучу бумаг. Созда­ется заявка, к которой я от­ношения не имею, и не знаю, сколько лекарства заказы­вают. Лекарства закажут в июле, а они уже закончатся в сентябре, а потом до декабря каждое лекарство приходит­ся просить…

Анатолий Картавцев не­надолго задумался:

– Много плохого пришло к нам из-за границы. Сейчас школьники ничего не знают, только иностранную литера­туру. Гарри Поттер ни о чем! Он не будет никогда любо­ваться русскими березами:

Над Канадой небо синее,

Меж берез дожди косые,

Так похоже на Россию,

Но ведь все же не Россия.

– Как вы отдыхаете от работы?

– Я фанатик-садовод. Я в саду живу летом и отдыхаю от всего.

– Что выращиваете?

– У меня много-много цветов! Георгины, флоксы, тюльпаны, девять сортов нарциссов, миндаль посадил в этом году, не для плодов, а для цвета. Он очень красиво цветет. Львиный зев, роза, петуньи, астры, лаватера, очень люблю космею, махро­вую только. Растет астильба, индийский лук, хорошо цве­тет схизантус, годеция-са­мосейка «Монарх».

Я и рыбак заядлый, но сейчас не рыбачу, у меня еще посадочный сезон – георги­ны не посажены. Хожу к нам на пруд.

В общем, если посмотреть на себя со стороны – жизнь я прожил не зря, работал всю жизнь честно, добросовест­но, сволочью не был, любил учить людей. Но мэр мне ваш не нравится!

– Чем?

– Он не хозяин в городе! Спросите у мэра, кто в горо­де дает разрешение ставить новые двери на подъезды? В основном двери не подписа­ны. Казалось бы, это мелочь – подписать, какие номера квартир в этом подъезде. А я столько времени трачу, когда хожу к больным, пока найду нужную квартиру, а если найду, то в подъезд не могу попасть. Мне времени не жалко, мне жалко, что из-за такой глупости я не могу больному помочь.