Ольге Соловьёвой пришлось пережить три онкологии, четыре операции и два курса химиотерапии

Ольге 56 лет, и последние 12 из них она сража­ется за жизнь со страшным диагнозом, о кото­ром долгое время говорили только шепотом. А говорить об этом нужно, поскольку от рака не застрахован никто, и самое главное: рак — это не приговор.

Я познакомилась с ней лет 10 назад, когда она пришла работать воспитателем в группу моего сына. Эта приятная женщина с мягким голосом сразу самоотверженно вклю­чилась в работу: придумывала для детей всякие кон­курсы, учила с ними стихи, делала диковинные поделки, преобразила раздевалку в группе. Мы не могли нарадо­ваться на нового воспитателя, но спустя несколько меся­цев наша Ольга Васильевна не смогла выйти на работу — её прооперировали и дали первую группу инвалидности.

Сегодня Ольга Со­ловьёва рассказывает мне свою историю:

— Люди относятся по-разному к этому забо­леванию. Кто-то начинает сильно тебя жалеть, неко­торые чуть ли не сторонят­ся. Раньше люди вообще скрывали, что они перебо­лели онкологией, об этом не принято было говорить. А ведь от этой болезни не застрахован никто, болеют и молодые, и дети, и пожи­лые, бедные и богатые, и артисты…

Откуда эта болячка? Го­ворят, что наследственное. У меня, скорее всего, это на­следственность, потому что болели и мама с папой, и ба­бушка.

Первая реакция — шок

Первую опухоль у Ольги обнаружили, когда ей было 44 года, в 2008 году. Изначально была запланирована обычная операция «по-женски», но во время операции врач-гине­колог Светлана Самочерно­ва увидела, что имеет дело не просто с кистой, это была злокачественная опухоль. Па­циентке ничего не сказали об этом, в курсе был только муж. Женщину отправили в Ниж­ний Тагил, там взяли анализы и сказали прямо в лоб, что он­кология подтвердилась.

— Я была в шоке, сразу в слёзы, меня охватило страш­ное отчаяние. Положили на обследование в диагности­ческий центр. Я пролежала неделю, мне сказали: «Бла­годарите своего врача, ко­торый вас прооперировал, сделано все очень чисто», и отпустили домой.

Если бы не муж, не знаю, что бы со мной было. Он меня всегда поддерживает, не дает унывать. У меня даже мысли не задерживаются, что я умру или еще о чем-то плохом. Не знаю, почему. Он мне не дает даже засомне­ваться в том, что у меня всё будет хорошо.

Был такой момент, что не хотелось жить

После этой операции проходит полтора года, и качканарские врачи обна­руживают у Ольги новую опухоль, уже на кишечнике. Это произошло на приеме у терапевта Юлии Семуши­ной, которая прощупывала пациентке живот и заметила странное уплотнение. Она сразу отправила женщину к врачу-онкологу Анатолию Картавцеву. И снова — на­правление в специализиро­ванное отделение больницы Нижнего Тагила. И снова обследование, которое под­твердило, что опухоль есть, но почему-то отправили па­циентку домой на месяц.

— Не знаю, почему меня отправили, хотя сам врач-диагност сказал, что нужна операция. Через две недели у меня начался ас­цит, это когда жидкость ска­пливается в животе, меня срочно увезли опять в Та­гил и прооперировали. Вот это уже было страшно. Опе­рацию должен был делать один хирург. Когда разре­зали, увидели, что началась непроходимость кишечная, вызвали заведующего боль­ницы, он сам делал мне опе­рацию. В реанимации мне сказали: «Благодарите этого хирурга, он вас спас». Тог­да был карантин по гриппу, но мужу сказали, что может меня забирать в любое вре­мя. Теперь я понимаю, что они думали, что я не выживу. Мне сразу была назначена химиотерапия. И тут настал такой момент, что жить не хотелось, не думала ни про кого, даже про детей, хоте­лось просто уснуть спокойно и всё, чтобы не терпеть боль­ше этой боли.

Мне вывели трубочку на­ружу, я ходила с ней полтора года, дали мне первую груп­пу инвалидности. Первый месяц дома после больни­цы я вообще лежала, ко мне приходили друзья, сидели со мной. Вова (муж) работал, меня надо было поднять, проводить в туалет, покор­мить. Потом как-то муж пришел с работы и сказал: «Всё, давай вставай, тихонь­ко пойдем». Сначала он меня выводил на улицу у подъ­езда, потом начали ходить вокруг дома, потом еще по­дальше стали прогуливаться.

Друзья потом рассказы­вали, что муж к ним придет, поревет, потом приходит до­мой ко мне с улыбкой, «хи­хи-хаха», всё на шуточках. Я сейчас понимаю, сколько трудов ему стоило так дер­жаться при мне. Каждый день готовил мне свежевыжатые соки, за мной ухаживал, да еще и работал… И с деньгами тогда тяжело было. Но поти­хоньку-потихоньку, так мы и выжили, справились.

«Рыгаловка»

Химиотерапия проводит­ся курсами, раз в три недели, шесть сеансов. После химии, которую Ольга тоже прохо­дила в Тагиле, отлеживалась дома несколько дней. Что такое химиотерапия? Как говорит Ольга, если этот хи­мический раствор попадает на одежду, она прожигается, на ней появляется пятно или слазит краска. После химии постоянно тошнит, врачи называют это больничное отделение «рыгаловкой». Сейчас препараты уже дру­гие, импортные, более щадя­щие, отмечает пациентка.

Молилась и обливалась ледяной водой

В больнице Ольга узна­ла про мужской монастырь, который находится за Пер­воуральском, в деревне Та­расково, там есть иконы для раковых больных. После первой химии она поеха­ла туда, зашла в небольшую церквушку при монастыре. Никого не было в тот мо­мент, священнослужители ушли в трапезную.

— Я увидела эту икону, сразу кинулась к ней, и по­чувствовала, что меня как будто кто-то оттолкнул от этой иконы. Я сразу в слезы: меня икона не принимает. Бабушка там ко мне подо­шла, стала меня утешать, научила, как помолиться. Посоветовала исповедаться, и как раз вышел батюшка, я была не готова к этому, но исповедовалась. Потом мо­лилась возле иконы и пла­кала, и просила. Там есть святой источник, где обли­ваются. Было 25 градусов мороза, ветер сильный, но я пошла обливаться. Я зашла, там как в ледяной избушке, холод, ветер, я разделась, вещи мужу отдала, выли­ла на себя воду ледяную, а у меня еще трубочка торчит после операции, волосы сра­зу сосульками покрылись. Муж не ожидал такого по­ступка от меня, всю дорогу мне говорил: «Я тобой гор­жусь!». С тех пор раз в полго­да я туда езжу. Верю, что мне это помогает.

Опухоль была маленькая, но удалили всю грудь

Через полтора года по­сле операции на кишечнике Ольге убрали трубку, обычно это делают через полгода, но её тянули долго. «Видимо, не верили, что всё нормально», — предполагает она. Эта опе­рация была тяжелее, при­шлось в реанимации 10 дней с трубками лежать. Раньше Ольга боялась операций, всё думала, хоть бы аппендици­та не было, а тут ей через та­кое пришлось пройти.

Каждый год пациентка ездит в Тагил показаться врачам. Как-то её посмо­трели, проверили. Уже надо было ехать домой, но она попросила проверить грудь — сработала интуиция. Сра­зу направили на маммогра­фию.

— После онкологической операции нужно регуляр­но наблюдаться у врача, но знаю, что многие это игно­рируют, а зря. Надо посе­щать врача, потому что чем быстрее найдут, тем лучше. Я сделала маммографию, и выяснилось, что у меня опухоль в груди. Опухоль была маленькая, меня сразу направили к заведующему поликлиникой, он сказал, что можно было бы высечку сделать, но раз у меня такая богатая история по части онкологии, то надо убирать всё. Опять положили меня на операцию, убрали одну грудь. Когда удаляют грудь — тяжело, 21 день надо хо­дить со всякими трубками дренажными, ткани выска­бливают до ребер, врачи там не церемонятся. Может, где-то и делают более эсте­тично, но здесь нет, потому что большой поток. После операции я снова прошла курс химиотерапии — 6 раз. Первую химию я прошла в Тагиле, а потом уже делала в Качканаре, к этому време­ни открыли палату и у нас. Как говорят, дома и стены помогают. Но было все же очень тяжело. За три неде­ли я не успевала отходить от химии, на шестую я уже не хотела идти, прямо реве­ла, Вова меня убеждал, что надо. В итоге я всё прошла, и мне назначили на пять лет принимать сухую химию, каждый день я пью таблет­ки. Недавно съездила, мне переназначили уже другие таблетки.

Лёгкие — на контроле

Пройдя через такие ис­пытания, Ольга понимает, что лучше подстраховаться и провериться, если что-то заболело или настораживает. Буквально пару месяцев на­зад ей сделали компьютер­ную томографию и нашли в легких «узелочки». Потом в Екатеринбурге женщине де­лали специальное обследо­вание, которое показывает раковые клетки в организме. Но во время этой процедуры пациент получает большую дозу радиации, сутки нель­зя общаться с людьми, ни к кому подходить. Обследова­ние показало, что пока онко­логии нет, через три месяца надо будет проверяться сно­ва.

Ангел-хранитель и любимое занятие

Я не удержалась и спро­сила у собеседницы, как ей после всего пережитого уда­ется сохранять присутствие духа?

— Я не знаю… Если бу­дешь унывать, еще хуже себе сделаешь. У меня очень хорошая поддержка. Муж Владимир — мой ангел-хра­нитель. Он меня всегда под­держивал, и друзья тоже поддерживали. Я стараюсь не углубляться и лишний раз не думать об этом, стараюсь не лазить в компьютер: если начнешь про болезнь читать — еще хуже. Если какие-то мысли приходят, я стараюсь их отогнать. Я лучше поду­маю про работу, про сад.

По поводу груди многие прооперированные женщи­ны переживают, комплек­суют. Я всегда ходила в бас­сейн, и для меня был стресс по поводу прооперирован­ной груди. Не хочется, чтобы на тебя обращали внимание. Помню, как я в первый раз пошла, переживала. Сейчас хожу спокойно. Не надо это­го стесняться и бояться. Не надо падать духом. Жить всё равно хочется. Надо по жиз­ни чем-то заниматься. Если ты занят, то и мыслей плохих не будет.

Когда меня вывели на нерабочую группу инвалид­ности, я не могла дома си­деть. Это убивает. И я ходи­ла как волонтер на работу в детский сад, к ребятишкам, что-то там делала, помогала. Получала там большой пози­тив. И сейчас хожу на работу с удовольствием. Заведую­щая ко мне относится с по­ниманием, всегда идет мне навстречу. После операции на груди я пробыла дома два года, моя сменщица ждала, когда я выйду. Мне пришлось еще немного отложить свой выход на работу из-за тяже­лого состояния родителей. Я их перевезла к себе, у них тоже онкология, было понят­но, что у них осталось мало времени. Когда их не стало, я снова вышла на работу в дет­ский сад.

Я стала ограничена в фи­зической активности, люби­ла ходить на лыжах, теперь я не могу себе это позволить. Тяжести не поднимаю. Ра­бота с детьми меня очень спасает. Свои дети и внуки живут в Екатеринбурге, туда не наездишься.

Считаю, что онкология лечится, не надо бояться. Главное – не запустить, ре­гулярно обследоваться. На своем опыте убедилась, что надо проверяться, можно выявить болезнь на ранней стадии.

Всё дается человеку по силам

— Когда ездила на хи­миотерапию, слышала от женщин разные истории, бывает, что мужья отвора­чивались, может, из страха… Одна женщина со мной ле­жала, ей сначала назначили химиотерапию, а потом опе­рацию. Сделали ей первую процедуру, волосы полезли. Я тоже ходила лысенькая. Дочь мне шапочку шила. Через полгода после химии волосы начинают расти. Так вот, муж этой женщины – бывший военный, не знаю, почему так, нет чтобы жену поддержать, он написал записку, мол, я без тебя не останусь, и повесился.

Когда лежишь на химии, все стараются друг друга поддерживать, я такого жен­ского сплочения нигде еще не встречала. И вот как-то я захотела кушать, чего-то такого захотелось, как бе­ременной. Муж до сих пор вспоминает, как я первый раз лежала на химии. Жен­щины в палате что-то ели своё, я позвонила Вове: «Привези мне два яичка и кусочек сыра». Женщины ус­лышали, отругали меня: «Ты что? Раз ты хочешь, почему молчишь?». Мы до сих пор со многими общаемся, кого-то в живых уже нет…

Я считаю, что всё дается человеку по силам, — уве­рена Ольга Соловьёва. — Всё можно вытерпеть, настра­ивать себя, что когда-то эта плохая полоса пройдет и на­ступит хорошая.