Когда нами руководит страх, мы часто теряемся и не всегда адекватно начинаем оценивать окружающую нас обстановку. Если страх охватывает сразу многих людей, он либо превращает их в послушное стадо, либо провоцирует на бунт, часто бессмысленный и беспощадный.

Сегодня Евраз, без всякого сомнения, нагнетает на комбинате атмосферу страха. Атмосферу, в которой каж­дый работник начинает чувствовать некую зыбкость своего положения, неопределенность, которая так или иначе сопряжена с его будущим. Как оказалось, Евраз в крайней степени изощрен и циничен в своих методах давления на людей, стремясь уже на них самих перело­жить всю ответственность за сокращение работников. Как еще иначе можно расценить тот факт, что на фабри­ках комбината бригадам практически самим предложи­ли решать, кто в их коллективах лишний, кто пойдет под сокращение.

Это уже даже не хитрость работодателя, это проявле­ние извращенности его сознания, поскольку фактически он ставит перед собой цель посредством страха полно­стью морально деморализовать работников, посеять между ними вражду, морально унизив каждого. Я знаю совершенно точно, что даже многие начальники цехов, которые сегодня вынуждены унижать своих работников, понимают всю абсурдность своих действий, которая до­стала их точно так же, как достала и остальных работяг комбината. Но страх потерять работу их корежит еще сильнее, и они покорно делают то, что внутренне уни­жает и их самих.

Это не голословное утверждение. Случилось на днях поговорить мне с одним уважаемым мною человеком, занимавшим на ГОКе очень немалую должность. Чело­век ушел на пенсию. Сам, а не по разнарядке.

– Почему? – спрашиваю.

– Достало все, – отвечает. – Не могу уже больше смо­треть, как комбинат гробят.

– Так ты ведь и сам поучаствовал в этом, — говорю я ему. А он смотрит на меня грустно и говорит:

– А что я мог сделать? Я ведь в сто раз более подне­вольный был, чем многие другие.

– Так хоть сейчас хлопни дверью погромче, ты ведь можешь?

– Не могу, – говорит, – за детей боюсь…

Ситуация, конечно, очень непростая. Сегодня на ГОКе практически все – от руководителей до рабочих – по­нимают, что комбинат, фактически кормилец всего го­рода, работает на самом пределе своих возможностей, с нарушением, по некоторым сведениям, технологии горных работ. То есть достигнутые сегодня рекордные объемы добычи руды и производства металлургическо­го сырья, о которых десять лет назад даже и не мечтали, неизбежно должны привести к кризису. Сегодня многие на комбинате говорят, что Качканарский ГОК неизбежно ждет судьба Высокогорки, если, конечно, собственники не передумают гробить комбинат и всерьез займутся его дальнейшей судьбой.

Но логика нынешних действий Евраза не дает на­дежды на это. Волевое сокращение промышленного персонала комбината, планируемое значительное сни­жение фонда оплаты труда фактически подводит черту под будущим многих тысяч качканарцев. Делают ли это собственники намеренно, пытаясь таким образом выка­чать из своих предприятий максимум прибыли и сва­лить окончательно в Англию и Новую Зеландию на фоне приближающегося коллапса в экономике страны, ска­зать трудно. Но если это так, то никакой страх не сможет остановить возможную гибель комбината. Остановить это безрассудство может только сам коллектив ГОКа. Когда все вместе, то и бояться как-то меньше хочется.

Мне кажется, что митинг, который профком ГОКа планирует провести 27 февраля, уже сможет дать отве­ты на многие вопросы, которые нас сегодня занимают. В том числе и на вопрос, а удалось ли Евразу посеять в коллективах семена раздора и страха и пышно взрастить их. Или они, наоборот, превратятся в гроздья гнева про­тив унижения человеческого достоинства пяти тысяч качканарских горняков и металлургов?