Только ни слова о политике !

Новый тренд дружеских застолий

не болтайКогда мы с женой собираемся куда-нибудь в гости, мне жена обязательно говорит:

— Пожалуйста, только ни слова о политике!

— Хорошо, — соглашаюсь  я, — о политике ни слова…

И вот, значит, сидим, выпиваем. Стол хороший: шпроты латвийские, водка украинская, хлеб качканарский. Курочка из духовки поспела, покрытая золотистой корочкой с капельками прозрачного жира, окруженная ломтиками хрустящего картофеля…  Лепота.

Вот только  разговор как-то не клеится. Похоже, другу моему дорогому тоже указание было дано о о том, о чем говорить нельзя.  А о чем говорить? О погоде?

— Да, — говорю, — погоды нынче, конечно, не зимние…

— Какие же они зимние, — подхватывает друг. — Это надо же, середина декабря, а за окном плюс один… То ли дело в наше время, при советской-то власти…

— Стоп, — обрываю я, перехватывая построжевший женский взгляд,  — забыл, о политике ни слова.

Снова тишина за столом, слегка прерываемая приглушенным звоном стекла да постукиванием вилок о фарфор.

— Ну совсем оборзели, — вдруг взрывается друг.

За столом все замерли, ожидая бунта.

— Совсем ведь невозможно нормальному гражданину по городу проехать, — спокойно сказал друг, и все расслабились.

— Еду, значит, я от площади вниз. Повернуть мне надо к Канделю, а для этого перестроится нужно из левого ряда в правый. Все как положено, посмотрел в правое зеркало — никого нет.  Только начал руль поворачивать, как пролетает мимо черная тонированная «девятка», не совру, точно под сотню. А впереди пешеходный переход, два полицейских лежит, она над ними чуть ли не по воздуху пролетела. Веришь, мне страшно стало. Не за себя даже. А если бы по переходу кто шел? Ведь верная смерть была бы…

— Да, —  говорю, — совсем распоясались, не стало у нас уважения к закону.

— А почему не стало?

— А потому что в верхах на закон давно наплевали, живут по своим правилам… И низы так жить хотят…

— Ну, не знаю, -не соглашается  друг, — это просто Сталина на них…

С другого конца стола резко зашикали, оборвав сентенцию друга на полуслове.

— Да, — говорю, — картошка нынче уродилась.

— И морковка тоже, — отвечает. — Проживем, всем санкциям назло. — И тут же прикусил язык в опаске нарваться на санкции жены.

— А насчет тонировки ты не прав, — лихо соскальзываю я с опасной продовольственной темы, которая с недавних пор стало сугубо политической.

— Это почему же?

— Тонировка определяет статус человека. Чем круче номер, чем глубже тонировка, тем статусней человек, ими обладающий. Тем ему и уважения больше.

— То есть, я должен еще больше уважать, скажем, судебного пристава, «десятка» которого, вообще наглухо затонирована?

— Его прежде всего уважать надо, поскольку судебный пристав вообще человек государев, а тонировка только подчеркивает его преимущественное положение…

— Да, — задумался друг, опрокидывая в рот рюмку водки, — не все что-то ладно в нашем государстве.

— Да, — сказал я, следуя за другом, — каков правитель, таково и государство.

— Все,- сказали жены, — быстро по домам.

Так мы в этот вечер с другом о политике и не поговорили. Не любят наши жены таких разговоров.