Людмила Серёдкина и её сту­дия рисования «Этюд» в Качканаре ворва­лись в мою жизнь внезапно.

Я попала на один ма­стер-класс — и всё! Рисова­ние вошло в мою жизнь од­ной из самых ярких страниц. Я старалась не пропускать субботних мастер-классов, а зимой ещё ходила на за­нятия по абонементу. Рисо­вать я не умела, да, впрочем, мне особо и не хотелось. Но теперь, когда я показываю свои работы друзьям, они удивляются и задают неиз­менный вопрос: «И это ты нарисовала?».

Что за магия скрыта в мастер-классах Людмилы Серёдкиной? Почему меня тянет на её занятия снова и снова? Желание отвлечься от домашних дел? Желание выразить своё настроение в рисунке? Или мне просто нравится наблюдать за этой стильной, интересной, кра­сивой женщиной: как она преподносит материал, как общается с разными по воз­расту и характеру ученица­ми?

Сегодня мы хотим позна­комить и вас с Людмилой Се­рёдкиной.

Рисовала всегда

— Людмила Игоревна, любили ли вы в детстве рисовать? Стать учителем рисования было вашей мечтой?

— Рисовать любила с дет­ства. Это пришло само, ког­да мне было 3-4 года. Мама рассказывала, что я рисовала всегда. Мне этого хотелось с детства. Я очень рано хоте­ла пойти в художественную школу. Но меня почему-то родители повели в школу музыкальную. Меня дол­го-долго не брали в художку, потому что я по возрасту не подходила, была ещё в дет­ском саду, а там набор велся со 2-3 класса. И вот уже во втором классе я пошла в ху­дожественную школу

— Когда вы поняли, что это станет вашей профес­сией — учить рисовать?

— Мне это со школы про­рочили. Учителя всегда го­ворили, что мне нужно быть учителем. И я всегда хотела быть педагогом. Не знаю по­чему. Может быть, потому, что я родилась в педагогиче­ской династии. Дедушка мой был учителем технологии, тоже закончил Нижнета­гильский пединститут. Мама педагог, сестра — педагог, муж педагог.

— В таком случае рас­скажите подробнее о ва­шей педагогической дина­стии.

— Дедушка Станислав Иванович Матковский рабо­тал учителем технологии в третьей школе, это было еще в семидесятых годах. Он был увлечен педагогикой. Свои мастерские организовывал, хотел с детьми делать ме­бель и продавать её. Хотел, чтобы дети своими руками что-то производили. Но эта идея не была поддержана руководством. Не в то время он родился.

Мама Нонна Станисла­вовна Рыжкова была за­ведующей детским садом, работала в управлении обра­зования.

С мужем мы познако­мились в пединституте. По распределению оба попали в Валериановскую школу. Он преподавал технологию, а я ИЗО. Он окончил тот же факультет, что и дедушка, поэтому они быстро нашли общий язык, они любят об­щаться. Муж долгое время преподавал сначала в Вале­риановске, потом в седьмой школе. Но волею судьбы он из педагогики ушел, хотя с радостью вспоминает годы работы в школе. Я думаю, что все равно в конечном итоге он когда-нибудь вер­нется в школу.

— Видите ли вы в своих детях педагогические на­клонности?

— Вижу. Старшая Милана (она учится в седьмом клас­се) уже сейчас говорит, что хочет работать в детском саду музыкальным работ­ником. Для меня это было неожиданностью. Ей педаго­гическая профессия кажется привлекательной.

Я замечаю даже по своим ученикам: они говорят, что тоже хотят поступать на учи­телей. Буквально позавчера девочка одна пришла и го­ворит: «Я решила пойти по вашим стопам». Тоже хочет быть преподавателем рисо­вания. И таких кадров у меня очень много.

Хотела работать со взрослыми

— Почему вы ушли из школы? Когда пришла идея создать свою студию?

— Из Валериановской школы я перешла в художе­ственную. И уже после ху­дожественной школы в 2011 году на базе Дома детского творчества открыла студию «Этюд».

Тема студии во мне заро­дилась после института. У меня даже газета сохрани­лась за 2006 год. Меня как молодого педагога спроси­ли, каким я вижу своё бу­дущее, я отвечаю, что хочу открыть в Качканаре студию для взрослых. Эти слова ока­зались пророческими. Я сей­час думаю: как я, вчерашняя студентка, могла знать, что через 11 лет открою свою студию?!

— Почему вы не оста­лись в школе?

— Потому что я люблю работать со взрослыми. Это направление работы для меня очень привлекательно сейчас, да всегда было! Кто-то говорит, что не может ра­ботать со взрослыми. А мне нравится! Мне нравится ра­ботать с увлеченными взрос­лыми и детьми старшего возраста. А в школе я была лишена такой возможности.

Знаю, что рисовать может каждый

— Порой к вам невоз­можно записаться на ма­стер-классы: нет мест. Как вы думаете, с чем это свя­зано? Почему у взрослых это пользуется такой попу­лярностью? И у детей, для которых есть художествен­ная школа, ДДТ, ДШИ, где тоже учат рисовать?

— Я думаю, что ребята чувствуют, что здесь всё не сухо по программе, а есть возможность вариатива, есть возможность выбора. В студии поддерживается ин­дивидуальность. Никогда я не давлю на учеников. Вот идет тема, и вы двух одина­ковых работ не увидите. Я даю возможность выбора не только в теме, но и в матери­але, в самом исполнении. Я никогда не настаиваю жест­ко. И они это чувствуют. Так сказать, демократия в обра­зовании.

И второе — современ­ность. Я стараюсь всегда подобрать современные техники, сюжеты, соответ­ствующие возрасту и инте­ресам современных детей. Я считаю, тут мы в авангарде идем.

В школе же нет возмож­ности внедрить что-то но­вое, а у меня есть такая воз­можность. Я не могу наперед сказать, что мы будем ри­совать с детьми, например, через полгода. Сейчас пошла мода на изображение тро­пических мотивов — мы это рисуем. В том году была тема суккулентов — мы рисова­ли кактусы. Я подстраиваю свою программу под совре­менность.

— Вы утверждаете, что рисовать может каждый? Откуда вы это знаете?

— Я это вижу на практике. За долгие годы работы я не встречала ни одного челове­ка, который вообще ничего не может нарисовать: вот он сел, и у него ничего не получилось. Если человеку понятно и доступно объ­яснить, то рисовать может каждый. Не достигать ка­ких-то колоссальных высот, но для себя что-то нарисо­вать любой человек в состо­янии.

У каждого свое препят­ствие: кто-то не может на­рисовать ровную линию. Я ему объясняю способ, как это сделать. Кто-то не может получить нужный оттенок и из каких составляющих. Я на своих мастер-классах объяс­няю, как добиться нужного оттенка. И так далее.

— Не боитесь конкурен­тов?

— Я не могу сказать, что конкуренты на сегодняшний день меня пугают. Пожалуй­ста, пробуйте! Я только буду рада. Конкуренция — это сти­мул к развитию. Если откроет­ся еще одна студия, то я долж­на буду как-то перерождаться, думать, как мне быть лучше.

Попробуйте провести ма­стер-класс для 25 человек, не умеющих рисовать. А ты берешь с них деньги, значит, ты должен соответствовать — и результат должен быть у каждого. Если мы заявляем, что рисовать должен каж­дый, значит и результат дол­жен быть у каждого. А люди приходят разные, неподго­товленные. Когда ты пони­маешь, что люди внемлют каждому твоему слову и тебе нельзя ошибиться – это надо иметь железные нервы, вы­держку, профессиональные качества.

— Вы верите, что в ка­ждом от рождения зало­жен какой-то талант или всё-таки есть люди, обде­ленные талантом?

— В каждом что-то есть, но только надо этот талант раскрыть, найти те момен­ты, которые у человека полу­чаются лучше, чем у других. А у каждого что-то получает­ся лучше. Вот у нас в студии кто-то рисует карандашом, кто-то превзошел в акваре­ли, кто-то в масле. Главное, найти ту область, в которой человек был бы лучшим.

— Темы рисунков меня­ются, а дети меняются?

— Думаю, десяти лет недо­статочно, чтобы заметить ка­кие-то глобальные изменения в детях. Если уж сравнивать, то поколения, например, моё и моих воспитанников. Тут, конечно, изменения колос­сальные.

Как нас учила старая клас­сическая школа? Четыре года за постановками, за чайни­ками, за яблоками. И всё. Менялись только составля­ющие компоненты: сегодня яблочко красненькое, завтра желтенькое, сегодня чай­ник такой пропорции, зав­тра другой. И так все четыре года. Мне не было скучно, а кто-то не выдерживал. Из всей группы стала педаго­гом по рисованию только я. А если сегодня я посажу детей за чайники? Да они у меня взвоют уже через месяц.

Сейчас, в век современ­ных технологий, у детей пе­ред глазами часто меняю­щиеся картинки. Учебники яркие, в картинках, в план­шете картинки, в телефоне картинки. Они уже на это подсели. Им нужны яркость, быстрая смена картинок.

— Вы на занятиях всегда найдете, за что похвалить каждого ученика. Это та­кой педагогический ход или изначально заложено в характере?

— Это не приём, я от души всегда это делаю. У меня воз­никает внутреннее желание похвалить, если я вижу, что у человека что-то получается. Я не могу это не отметить. Такая у меня особенность, черта характера. Я люблю делать комплименты. Если я вижу знакомую, и она хо­рошо выглядит, я не могу не сделать ей комплимент.

— С родителями учени­ков поддерживаете отно­шения?

— Мы часто контакти­руем. Но у нас все беседы проходят в неформальной форме. Я стараюсь делать акцент на том, что у ребенка получается, а не на том, что есть какие-то сложности. Да у нас вообще сложностей нет! Мы ведь рисуем не для того, чтобы в институты все поступали, а для того, что­бы любили это делать. Ког­да они заканчивают студию, они просто потом любят ри­совать. Я считаю, это самое главное!

Детей надо возить в музеи!

— Любители ли вы хо­дить на выставки, в музеи?

— Конечно. Это часть моей работы. Я обязана смотреть и классику, и современность.

Вообще я очень мечтаю со своими учениками вы­браться хотя бы в Нижнета­гильский музей изобрази­тельных искусств. Я начала читать на базе «Этюда» курс истории искусств и расска­зала о Нижнетагильском музее. Я была удивлена, что дети вообще не знают, что в Нижнем Тагиле есть такой музей. Родители не возят, и классами они туда не ездят. А надо возить! Сейчас как-то больше детей возят на фа­брику мороженого, попры­гать, поскакать, пострелять. А я знаю почему: родители и педагоги зачастую выбирают развлечение вместо образо­вания. А я бы вот силой про­сто увезла, потому что дети не знают, что им надо. Надо брать и везти. По телевизору всего этого они не увидят.

Это надо учителям по­нимать, что школа должна не только образовывать, но и воспитывать, хотя школа сейчас старается скинуть с себя воспитание. Учителя говорят, что дети стали ка­кие-то не такие, и им это не интересно. Да ещё как ин­тересно! Смотря как это им преподать. Форма подачи должна быть другой, но де­тям это всё равно интерес­но. И рисовать интересно, и история искусств интересна.

Когда я по истории ис­кусств рассказывала ребятам о картинах Малевича, так им было так интересно, что они начали хлопать. Форма по­дачи материала должна быть более современной и под­строенной под восприятие современной молодежи.

Рисование — это релакс

— Людмила Игоревна, как вы думаете, почему сейчас так модно стало ри­совать?

— Рисование — это релакс. Мы живём в мире, полном стрессов. Стрессы всюду. И люди приходят сюда не за умением научиться рисо­вать, а для релакса. Для того, чтобы переключиться от за­бот и проблем, и даже с це­лью оздоровиться. Я везде рассказываю эту же исто­рию. Ко мне пришла девуш­ка и купила маме абонемент. Та ей ответила, что не смо­жет прийти, потому что не высидит три часа — больные колени не выдержат. А потом эта девушка мне рассказыва­ет, что мама буквально при­бежала домой с мастер-клас­са. Потом она сходила еще на один, и у неё перестали колени болеть. Она спроси­ла у терапевта, могут ли от рисования перестать болеть колени. Терапевт ответила, что всё возможно.

Люди переключаются, успокаиваются, приходят к какой-то внутренней гар­монии. Мы сейчас в таком диком ритме жизни, и надо выделять время, чтобы пере­ключиться. Нужно выделять время для души, для себя лю­бимого. Много ли мы можем времени-то для себя выде­лить? Да нисколько. Особенно женщины, которые работают, и с детьми. Представляете, в субботу вечером прийти жен­щине на мастер-класс, когда она работает по пятидневке! Это какое должно быть же­лание, чтобы она оставила мужа, детей, забыла о своей готовке, приборке и посвяти­ла себе эти три часа!

— Вы сами получаете положительные эмоции от общения со своими учени­ками?

— Конечно! Я вообще люблю свою работу, я про­сто её обожаю. Я счастлива, что дарю людям радость. Я сама подпитываюсь от этого энергией.

— Как вы переключае­тесь, отдыхаете?

— Когда у меня есть воз­можность не контактировать с людьми, я пользуюсь этими часами, минутами. Я могу просто прогуляться на ули­це в одиночестве. Иногда все уйдут и в кабинете тишина, я просто могу сесть за рабочий стол и просто посидеть в ти­шине. Я тоже нуждаюсь в та­ких минутах разгрузки.

— Отпуск как проводите?

— С семьей. У меня вообще дефицит семьи. У меня двое детей, и они меня практиче­ски не видят. Утром я дома, они в школе. Занятия у меня вечерние: две группы детей, группа взрослых. Дома я только в 9-10 вечера. Больше времени с детьми проводит муж и мой дедушка, он у нас нянька. На нём обязанности воспитания, и он с радостью их выполняет.

— Рисуете ли вы для себя, находите ли время для творчества?

— Сейчас для себя рисую крайне редко. Скорее это творческие заказы. На сегод­няшний день у меня есть не­сколько заказов, которые надо сделать. И я теплю в душе на­дежду, что сяду и порисую. Вот это называется для себя.

— Когда вы последний раз рисовали просто пото­му, что вам захотелось?

— В июне я пошла в от­пуск. Не прошло и пары дней, а у меня уже ломка. Я побежала за холстом. Мне домашние говорят: ты не нарисовалась еще за год? А я не нарисовалась. У меня нет такого ощущения, что моя работа — это только работа.

— Не могу не задать этот вопрос художнику: ваши любимые художники?

— Густав Климт, Альфонс Муха (от ред.: Густав Климт — австрийский художник, основоположник модерна в австрийской живописи; Аль­фонс Муха — чешский жи­вописец, один из наиболее известных представителей стиля «ар нуво»). Мне во­обще нравится, когда идёт стык декоративности, яр­кости, узорчатости с реали­стичной живописью. То есть портрет может быть написан реалистично, а фон абсолют­но декоративный. И обилие золота, блёсток, цвета. Мне нравятся эклектика, стили­стическое смешение.

— Вы счастливый че­ловек, если у вас работа и хобби совпали, и семья пол­ностью вас поддерживает. Наверно, это и есть счастье?

— Да, есть такое. Я на ра­боту иду с радостью, я жду общения с людьми, с детьми. Я люблю рисовать, и я люблю людей. Кстати, сейчас это тоже редкая черта. Потому что сейчас люди агрессив­ны друг к другу, нетерпимы. А я люблю людей. А иначе в моей профессии нечего было бы делать.