Корреспондент «Нового Качканара» оказался рядом с эпицентром катастрофы Суперджета Москва-Мурманск.

Пожар 5 мая в Ше­реметьево запом­нится нам надолго. Среди погибших пассажиров рейса Москва-Мурманск сначала называли одного, потом 13, а оказалось — 41.

В тот день, а точнее вечер, мы оказались практически в эпицентре событий, так как летели в Москву и именно в Шереметьево. Наш самолет должен был приземлиться в 19.20 по Москве, но в 18.30 здесь случилось это страш­ное происшествие. Узнав о нем по прилете, мы находи­лись в легком шоке.

Наш полет в целом был спокойным. Лишь в начале салона постоянно плакал го­довалый мальчик. Пример­но в 19.00, за 20 минут до посадки, командир нашего воздушного судна объявил по громкой связи: «Посад­ка в аэропорт Шереметьево откладывается на 15 минут, как сообщили в аэропорту — по техническим причинам». Пассажиры отреагировали спокойно. Все, кроме одной женщины в мусульманском платке. Она тут же начала приставать к бортпроводни­кам с расспросами о техниче­ских причинах, о том, почему мы не можем сесть в другой аэропорт, о том, что скры­вают от нас члены экипажа. Последние успокаивали ее, громко и с улыбкой произно­ся фразы, что все уладится и причин для беспокойства нет.

Спустя 15 минут, с обра­щением выступил уже вто­рой пилот, сообщивший что- то подобное. Правда, время задержки увеличилось те­перь до 40 минут. Мы нача­ли кружить на одной высоте. Солнце появлялось то с од­ной стороны иллюминато­ров, то с другой. Женщина в мусульманском платке за­беспокоилась еще больше. Ее серьезно напрягло то об­стоятельство, что командир судна не вышел на связь с пассажирами, а вместо него выступил заместитель.

— Что случилось с коман­диром? — спрашивала она у проводников. — С пассажи­рами всегда общается лично первый пилот. Где он? Ему нехорошо? Почему он не вы­шел с нами на связь? Почему это сделал второй пилот?

— Не беспокойтесь. Я пе­редам пилоту вашу просьбу, — лишь ответила стюардесса.

Мы в это время начали фантазировать. Дошло даже до того, что первый пилот сейчас занимается какой-то поломкой, потому не отвеча­ет пассажирам. Хотя страха не было. Возможно, благода­ря действиям членов экипа­жа. В случае, когда у кого-то из пассажиров начинается паника, весьма правильно говорить громко и с улыб­кой, что все в порядке.

Наконец, примерно в 20.30 мы начали снижение. На связь вышел первый пилот. Женщине стало спокойнее. Когда самолет приземлился в 20.40 и появилась связь, на телефон поступила новост­ная рассылка: «В Шереметье­во загорелся Суперджет».

Как только мы оказались внутри аэропорта, бросились в глаза расставленные на ка­ждом метре полицейские. Женщина и мужчина в фор­ме смотрели в нашу сторо­ну и зазывали пассажиров с каких-то городов. В момент ожидания багажа мы узнали подробности и осознали весь ужас произошедшего: о по­гибших пассажирах, о панике, о срочно развёрнутом штабе, увидели кадры посадки са­молета… На выходе из аэро­порта встретили с десяток машин «Скорой помощи», полицейских, журналистов и кучу таксистов, пытающихся увезти хоть кого-то… В день катастрофы в Москве отме­нили около 100 рейсов.

Версий, конечно, озву­чили много: удар молнии, плохие метеоусловия, не­правильная посадка, не­верные действия пилотов, столпотворение пассажиров на выходе… Но представьте только: на спасение 78 лю­дей, оказавшихся в огнен­ной ловушке, было всего 55 секунд. Полные баки самоле­та, рассчитанные наверняка на 6 часов полета, слишком хорошо горели и разжигали все вокруг, что времени на спасение было архимало. А проходы в самолете зача­стую настолько узкие, что не разойтись, тем более за каких-то 55 секунд, поэтому люди были просто обречены на мгновенную смерть.

В Мурманской области (26 пассажиров были ее жи­телями) был объявлен трех­дневный траур. Траур, кото­рый разделила вся страна. Сделают ли выводы из этой истории и озвучат ли правду — посмотрим.