Земля, где проходили тяжелые бои Великой Отечественной, носит и долго еще будет хранить следы и жуткие тайны былых сражений. Прикоснуться к разгадке этих тайн, восстановить имя солдат, считавшихся пропавшими без вести, считают за честь и долг поисковики-копари.

Обычные полевые работы

На месте концлагеря явно видны расположенные ровным рядом четырехугольные контуры обрушенных полуземлянок-блиндажей, 8 на 20 метров по сторонам. Все они заполнены талой водой, заросли дерном, кустарниками и деревьями. Пока откачивается вода, разбиваем временную стоянку для обеда и отдыха.

Поверх коротких сапог рекомендовано плотно обмотать ноги выше колена скотчем. Ребята не понимают пока, для чего они это делают и для чего везли столько скотча. Вскоре поймут, что копать придется, стоя на коленях, снимая тонкими слоями мокрую тяжелую глину.

Снимаем верхний слой дернины между деревьев и там, где посуше. Просто ходить по этому болоту тяжело, с трудом вытаскивая из вязкой жижи ноги. Пыхтят недоумевающие пацаны и девчонки:

— Это что, всё время так будет? Лопату не провернешь.

— Так вы не берите полную лопату, — даю совет, — нарубайте кубики и выносите на проходы. Не спешите, помаленьку. Потом приспособитесь, полегче будет. Кто сломает черенок, будет объявлен вредителем. Инструмент бережем, как солдат оружие. Ты без него здесь не нужен.

Копошатся ребята. Многие уже разочарованы, все чаще останавливаются, до окрика старших.

— Чего это ты лопату чистишь уже 15 минут? Ребята, эту работу никто за нас не сделает. Надо непременно «вычистить», обследовать весь этот барак. До самого пола. А представьте себе, что тогда люди и строили сами себе эти землянки, и спали тут, и ели, еще и железную дорогу строили для немцев, — подбадриваем ребят. — Завтра-послезавтра посуше будет, но не легче.

Двое учителей ОБЖистов-физруков заняты спиливанием деревьев, очищением от кустов, откачкой воды. «Инструктором-землекопом» назначен я. Исподволь наблюдаю за под печными. К обеду снят дерн с подсыхающих участков. Помогают солнце и ветер. На костре уже кипит вода в ведре. Команда «Чашки к бою!» встречается криками «Ура!». Конечно, проголодались. Но обед скудноват. На каждого пакетик доширака и сухариков, кусок колбасы. Забыли хлеб. Ничего, зато к вечеру аппетит будет отменный. Да и работать остается недолго. Надо дать уйти воде по прокопанным канавам, чуть подсохнуть хляби.

Не ощущается пока на этом месте трепетного чувства причастности к тем давним событиям, как бывало ранее. Нет пока поискового азарта. Вокруг нашей «ямы» кипит такая же работа. Кировчане, москвичи, иркутяне, тюменцы. Стучат топоры, жужжат пилы и мотопомпы. Нигде пока нет результатов раскопок. Это первый день. Так всегда бывает, когда снимается первый слой дернины. После обеда учителя наши уходят с металлоискателями в разведку. Надо прочесать близлежащий лесок. Есть там заросшие следы воронок от мин и снарядов. Вода не даст досконально прощупать эти места детекторами, однако всякое бывает. Бывало, что в такие воронки стаскивали и присыпали землей не одно тело. А на них и ремни, и патроны, и котелки, которые могут отозваться на сигнал.

Конфликт. Первая находка

Остаюсь один с пацанами. Я для них чужой, некоторые как-то перестают стесняться, начиная откровенно филонить, все чаще распрямляясь, отлучаясь «в кусты». Все одинаково грязны. Все устали. Но одни упорно ковыряют глину,  углубившись в своих  траншейках, другие с усмешкой наблюдают сверху. Это-то и выводит из себя. Первым летит в траншею, особенно «остроумный» десятиклассник Ваня, за ним — мой жилец Кирилл.

— Не будете работать — вон отсюда в лагерь! Доложите потом Светлане, что отказываетесь копать, будете картошку чистить.

Подействовало. Удивленно и обиженно начинают шевелиться.

—Через час снимаемся, через 40 минут лопаты моем и строимся, – хочется приободрить ребят.

И вдруг Ванин прерывающийся голос:

— Я кость, кажется, нашел! Ребята к нему.

— Да это же корень, чего орешь!

Вылажу из своего «окопа», подхожу. Руками расталкиваю вокруг находки глину. Не верю. И ёкает сердце, и замирает дыхание:

— Нога. Бедро. Чуть дальше, под самым корнем большой ивы, кости таза. Все стоят молча вокруг. Долго молчу и я. Наконец выдыхаю, пытаясь шутить:

— Молодец, Ваня. Видишь, как помог мой пинок! Солдат это.

Встали все на краю раскопа. Глазами выхватываю посерьезневшие лица, слезы на глазах Даши, самой впечатлительной девчонки. Подрагивают Ванины руки, на которые как-то он сам удивленно смотрит. Сглатываю комок в горле:

— Рано, ребята, кричать, тут работы — до темноты. Пока водой не залило, надо рядом яму выкопать, чтобы туда стекало.

Подкопали, сколько могли, в полном молчании, только пыхтение слышно. Достать до грудной клетки и черепа невозможно. Надо выкорчевывать мощный корень. Работаем без понуканий и окриков. Ваня не подпускает никого, старательно и осторожно разгребая липкую землю то лопаткой, а чаще руками. Уже и лицо его в грязи. Нашли в стороне полуистлевший сапог, обрывки поясных ремней, монетки.

— Не торопясь копайте, здесь тоже кто-то есть,– предупреждаю. — Раз сапог тут, значит, рядом могут быть останки.

Девчонки перетирают терпеливо каждый глиняный комочек, стараясь не пропустить ни одной фаланги. Все, какие достали останки, складываются на полотнище. Стараемся сохранить анатомическое расположение. Фотографируем, накрываем пленкой.

Темнеет. Тихо снимаемся. Молча, думая каждый о своём, шагаем назад, в лагерь. Это потом, попривыкнув, будет обсуждаться каждая находка, а сегодня все сосредоточенно молчат. Да и усталость сказывается.

Ваня – герой дня. В который раз уже пересказывает о своей находке. Без привычных для него шуточек. После ужина долго ещё сидит в сторонке от общего костра. Что-то неуловимо изменилось даже в его лице. Это уже не пацан с вечными ехидными шуточками-присказками. Потом подошел ко мне, тихо спросил:

— А вы как своего первого нашли?

— Да мы вдвоем с таким же вот Ваней были. В лесу. Щупами верховых искали. Лопатой неосторожно я ударил, и ногу скелету перерубил. Отправил парня за подмогой, якобы, а сам сидел и плакал. Пошли спать, боец. Устал, наверное.

Солнце окрасило кровавым цветом запад. В палатках непривычная тишина. Утомились пацаны. Да и переживают, надеюсь, то же, что и я. Волнующие это места. Столько крови здесь пролито, сколько трагических солдатских судеб закончено. Кажется, что до сих пор ужасный рев рукопашных схваток тут стоит.

Где-то недалеко, чуть восточней, лежит, может быть, так же, мой дед. Пусть его найдут. Приберут кости. Пусть и неопознанные.

А мы будем здесь концлагерь раскапывать. Таких блиндажей-бараков тут около 15-20. Только тех, которые можно визуально определить. Как видно, при окончательном отступлении фашисты сгоняли самых слабых, больных, раненых в эти бараки и взрывали сверху, обрушивая накаты и тонны земли на живых еще людей – так думают многие опытные поисковики. Так утверждает Михаил Жуков, ученый-физик из Москвы.

Около 30 лет, со студенческой скамьи, он сюда ездит. Еще дикарём-копарем начинал. И сейчас тут со всей семьей. Маленький внук его тут же. И таких энтузиастов здесь хватает. О них — в следующем рассказе.