Парень с Даманского

Вооруженные столкновения произошли 2 и 15 марта 1969 года в районе острова Даманский на реке Уссури, в 230 км южнее Хабаровска и 35 км западнее райцентра Лучегорск. Самый крупный конфликт в современной истории России и Китая.
Всего в двух боях (2 и 15 марта) погибли 52 советских пограничника, в том числе четыре офицера. Ранены были 94 человека, из них 9 офицеров.

«Я ухожу… – сказал мальчишка ей сквозь грусть, —

Но не надолго, ты жди меня, и я вернусь!»

Ушел совсем,не встретив первую весну,

Пришел домой в солдатском цинковом гробу.

Развеет ветер над Даманским сизый дым,

Девчонка та уже давно идет с другим,

Девчонка та, что обещала: «Подожду»,

Идет с другим и тает имя на снегу.

Помню, как в детстве эта песня выжима­ла у нас, девчонок, слезу. Называлась песня «Парень с Даманского». А что это за Даманский такой, мы и по­нятия не имели. И вот мно­го лет спустя мне довелось встретиться с «парнем с Да­манского».

Алексей Шестовских документальные свидетельства своей службы хранит в отдельной папочке

Алексей Павлович Ше­стовских живёт в поселке Валериановске. И хотя с той войны прошло уже 48 лет, рассказывает он так ярко и так подробно, как будто это было вчера.

Родился Алексей Павло­вич на Урале, в селе Поташ­ки. После восьмилетки по­ступил в железнодорожный техникум в Алапаевске. За­кончил его техником-меха­ником тепловозного хозяй­ства. На практику отправили в город Киселёвск Кемеров­ской области, на угольные разрезы. А в конце марта 1967 года призвали в армию.

— Вечером пришла по­вестка, на следующую ночь — отправка, — вспоминает Алексей Павлович. — Недав­но я видел передачу про те места, где служил. Офицер­ский городок остался, туда сейчас заселяют бомжей. Остались котельная, офи­церские дома. А городок у нас хороший был. Стройбат фундамент делали и за неде­лю полностью собирали дом. Ставили кровати. Печки мы сами топили. Потом котель­ную подключили. Был свой клуб, свой свинарник. Дер­жали коз, коров.

Фото из архива. 1969 год. Февраль. Колонна танков идет на учения

В феврале, числа 26-го, наш танковый батальон вы­вели на учения под село По­кровское. Это примерно в тридцати километрах от по­сёлка Филино на дороге Хаба­ровск-Владивосток. Технику выводили редко, примерно раз в два года. Танки были не заряжены. В нашем 61-м танковом полку были танки Т-55 и истребители танков. Потом пришёл танк Т-62, они уже были с гладкоствольной пушкой, и дальность выстре­ла у них была уже 1 километр. На них мы могли стрелять на ходу, а не как с Т-55, только после остановки. Танки Т-62 были новейшие, к ним даже литературы не было. Одно­му нашему прислали книгу по Т-62. Вот эта книга стала единственной на весь тан­ковый батальон. Вот новый танк мы и должны были об­катать. А 2 марта объявили боевую тревогу.

— Остров-то был так себе, намывной, в протоке, — продолжает свой рассказ Алексей Павлович. — Излу­чина у китайского берега. С 15 февраля китайцы начали заходить на остров, претен­довать на него. Летом он был ближе к Китаю, поэтому они ставили там свои лачуги и рыбачили. Вот так и полу­чалось, что ночью он у них, утром пехота под прикры­тием наших танков опять их столкнет.

Мы развернули там штаб округа. А как развернули: подъехали четыре машины, раскрыли борта, поставили упоры, сверху палатку по­ставили, связь провели — вот и штаб. Вблизи стояли верто­леты, были развернуты пун­кты питания.

Одна из самых дорогих фотографий — с товарщем по службе

И вот 22 или 23 февраля, в 5 часов вечера, отдельный ракетный дивизион дал залп по китайскому берегу. Нам, танкистам, стрелять запре­щалось. Китайцы подбили четыре наших танка. В од­ном из них был ранен пол­ковник Леонов, ему потом за это звание Героя дали.

После нам велели эвакуи­ровать наши подбитые тан­ки. Три танка мы утащили, четвертый был на льду у бе­рега. Китайцы обстреливают нас, не дают приблизиться к танку. Наши только протянут трос, китайцы его перебива­ют минами. Они хотели его к себе перетащить для изуче­ния, но им нечем было. Так и утопили тот танк у китай­ского берега.

А с тех трёх танков, что нам удалось вытащить, при­казано было не трогать ни болтика. Потому что ки­тайцы стреляли ракетами из американского оружия «Девик». Но они не могли пробить лобовую броню на­ших танков. Подбитые танки срочно погрузили и отпра­вили в Нижний Тагил для изучения. И в конце мая нам пришли новые танки.

Нам постоянно передава­ли разведданные. Мне осо­бист про это рассказывал. Наши вертолеты постоянно летали в том районе. И вот разведка доложила, что по рокадной дороге двигается колонна китайцев. Машин у них не было, были кон­ные повозки с лошадями. Доложили майору Баранову. Он навел орудие на колон­ну. Запросил штаб округа, можно ли сделать залп. Те молчат, сами запросили Мо­скву. А Москва тянет: ни то, ни сё. И вот наш командир Лосик разрешил Баранову сделать один залп по обозу. Я этот залп видел в бинокль: полетели в разные сторо­ны деревья. Потом всё тихо стало. Китайцы вернулись, а вечером кричали по репро­дуктору:

— Майор Баранов, пере­стать жечь нашу землю сво­ими страшными снарядами!

И предлагали тем, кто пе­рейдет на их сторону, каж­дый день по чашке риса и 100 граммов водки. Мы толь­ко смеялись над этим!

После этого залпа они уже не лезли. Но у них были наши танки Т-34 со времен Отечественной войны. Они этими же танками с нами и воевали. Китайцы стреляли только с минометов. Огня-то не было, были только взры­вы. А наши вывели вторую танковую роту. И так просто­яли до мая.

Я во временный штаб округа заходил — никто ни­чего не объяснял. У нас даже не требовали боевых доне­сений. Всё докладывали по рации, все распоряжения да­вали устно.

Пришел приказ со штаба дивизии, что все документы уничтожить, акты об унич­тожении доставить в штаб дивизии.

Ушли мы оттуда в конце марта.

— Боялись ли мы войны? Ничего мы не боялись, моло­дые же были парни. Мы так и думали, что война будет, что на Харбин пойдем. У нас все офицеры заканчивали танковые училища, все были воевавшие. А мы-то что, зе­леные ещё были! Знаю, что один залп снаряда стоил как хромовые сапоги. И когда де­лали залп, мы шутили: «Вон еще одни сапоги полетели!»

Я знаю, что погибло пять пограничников. Так­же погибли танкисты и мотострелки. Наших было убито человек шесть. Я ви­дел только одного убитого китайца. Он был так легко одет, в кедах. Я его особо не разглядывал. Его обменяли на нашего убитого погра­ничника.

После всех этих собы­тий начались похороны. Ребят хоронили в Фили­но, в братской могиле. Я застал эти похороны.

Двоих забрали родственни­ки. Прибыл вертолет коман­дующего округом. Оркестр был, обоз машин прибыл. Много было гробов, но близ­ко я не подходил. Погибла в основном молодежь, которая только пришла. Родителям сказали, что никаких бое­вых действий не было, что погибли на учениях. Кстати, случай у нас был — возили на «ГАЗ-66» песок. Так вот ма­шина перевернулась и сразу трое солдат погибло.

В основном-то погибли мотострелки. Потому что, когда ушли пограничники, наша граница была закрыта мотострелковым батальо­ном, потом танковым. Затем пришел отдельный ракет­ный дивизион.

Потом, говорят, Громы­ко утрясал все последствия этого инцидента. Лосика и многих сняли тогда, в том числе командира округа. За этот залп: они же ударили по китайской территории.

Алексей Павлович раз­ложил передо мной на сто­ле старые фотографии, до­кументы, военный билет. Рассказал, что из части от­правили документы на на­граждение, все документы вернули обратно. Никого не наградили, а документы приказали уничтожить. Счи­талось, что боевых действий не было.

— А нам что, обидно? Нет, конечно. Мы же тогда не думали о будущем. Хотя раненые у нас были. Одно­го даже в Крым отправляли. Ему осколком брони повре­дило роговицу глаза. Были ожоги. Кто-то осколком бро­ни ранило, кого-то мелкими осколками.

Алексей Павлович пока­зывает мне несколько со­хранившихся фотографий, каждую сопровождает рас­сказом.

— Особист у нас посто­янно лазил: не дай бог что сфотографируете! Всё так засекречено было. У меня грамота была от начальника округа. Мне даже предлагали остаться на службе, в особом отделе. Сказали подумать и через какое-то время дать ответ. У меня гражданская специальность уже была, а тут учиться надо было еще, а в итоге я смог бы стать толь­ко сержантом. Да и потом я уже знал, когда мой эшелон пойдет домой.

После того, как Алексей Павлович вернулся домой, он дал, как и все остальные участники тех событий, под­писку о неразглашении и в течение пяти лет не имел права выезжать за границу. От тех событий у него остал­ся только военный билет и несколько фотографий.

После войны Шестовских вернулся в Алапаевск, сделал попытку поступить в желез­нодорожный институт – не поступил. Как-то в поезде встретился со своим знако­мым Анатолием Мазуренко. Тот предложил молодому парню махнуть на Качка­нар. Город и комбинат стро­ился, и рабочие руки нуж­ны были везде. В декабре 1969 года Алексей женился, а уже с 15 февраля семиде­сятого вышел на работу на ГОК. Работал в ЖДЦ, потом в карьере. Последние 20 лет работал на МПС, на тяговой подстанции, последние пять лет — начальником подстан­ции. Его родные подстанции — Чекмень, Чистые Ключи, Хребет Уральский… В 2007-м Алексей Павлович закончил свою трудовую деятельность на производстве. А в своем доме дела никогда не конча­ются.

Алексей Павлович не при­равнен к участникам боевых действий. Никаких записей нигде не сохранилось. Наш герой писал во многие ин­станции, но везде приходил ответ, что такой воинской части нет, она расформи­рована в феврале 1970 года. Единственное, чего он до­бился, — ему дали справку в военкомате, где указан только срок службы, а где он служил — как будто бы неиз­вестно.

— Все документы отпра­вили в архив, — говорит Ше­стовских. — Но я-то знаю, что журналы хранятся вечно. Я сам их оформлял.

Наша страна защищает свои рубежи ценой жизни молодых солдат. Даже если эти рубежи — всего лишь на­мывной остров у берегов да­лекого-предалекого Китая. Кто-то из «парней с Даман­ского» прожил большую и интересную жизнь, а кто-то так и остался лежать на той границе, у спорного острова.