В ожидании рецепта от смерти
– Бабушки занимают очереди с 5-6 утра. Кабинет работает всего 2,5 часа, а раньше с 9.00 до 15.00, был хотя бы шанс. Сейчас же без вариантов: пациентов много, очередь не уменьшается. Как быть, как выписать инсулин? Хоть в прокуратуру иди, – с отчаянием в голосе произнес качканарец.
Жалобы на 20й кабинет поликлиники поступают из года в год. Обращение мужчины в тот же день мы направили запросом в ЦГБ. А затем решили посетить местную лечебницу, чтобы увидеть своими глазами, как пациенты выжидают очереди за льготным рецептом.
Займёшь очередь в 6 утра – и счастлив!
Пятница, 21 июля
9.45. 208-й кабинет встречает меня суматохой: кабинет переезжает на третий этаж – в кабинет №313. Вместе с остальными пациентами поднимаюсь туда. Очередь уже порядка 15 человек. Некоторые пациенты помогают перенести комнатные цветы с подоконника прежнего кабинета, у одного из них в руках аж два горшка. Люди располагаются перед новым местом дислокации: возможно, тут им предстоит провести несколько часов.
9.50. В коридоре стоит привычный гул. Девушка в очереди рассказывает мне, что брала рецепты у терапевта, пока тот не ушел в отпуск. До этого момента пыталась максимально избегать данный кабинет, так как врач принимает очень долго. Бывает и так, что вообще не попасть, а рецепты необходимы каждый месяц.
Ожидающие у кабинета шутят между собой: на ногах одной женщины обувь со «стразами», ей предложили продать их и купить на вырученные деньги все необходимые дорогие лекарства.
10.05. Врач уже в кабинете, но прием еще не начался.
– Сегодня первый пришел в половине седьмого утра, второй в семь, – рассказывают мне.
Наконец-то дверь открывается:
– Вы все сюда? Вы зря тут стоите. Мы будем мебель еще носить, поэтому человек 10-15 оставайтесь, остальные – во вторник.
– Вот вам и информация… – ошарашенно говорят люди.
– Недавно она уходила на больничный, а к терапевту было не попасть: он в отпуске, так и пришлось самой эти лекарства покупать, – говорит Валентина.
Первый в очереди радостно заходит в кабинет.
10.20. Очередь всё пополняется, вновь прибывшие сетуют, что не приехали пораньше. В одной стороне пациенты общаются между собой на посторонние темы: дети, огород, политика; в другой – женщина клюет носом.
– Первое время она работала нестабильно, сейчас уже приноровилась – очередь двигается быстрее, – говорят пациенты. – Но мы Марину Николаевну любим, не жалуемся. Мы вообще стойкие.
– А русские все такие! — перебивают другие.
– Было бы легче достать талон к терапевту, так этот кабинет и вообще можно было бы обойти! Там очередь от бумажки зависит, а здесь от нас: придешь в 6 утра – и счастливый! – делится Валентина.
Спустя время в кабинет заходит второй пациент.
10.54. До конца приема еще почти полтора часа, однако пациент, которого примут последним, уже определен. Очередь не увеличивается: народ словно понял, что в это время ловить уже нечего. Несмотря на то, что Марина Николаевна сказала, что будут носить мебель, этого не происходит – приём идет в штатном режиме.
– Бывает, посидишь в очереди, понервничаешь — сахар подскакивает, а вслед за ним и давление. А если поругаешься с кем-нибудь, то вообще два дня потом лежишь, – в голос говорят ожидающие.
11.12. Из кабинета выходит Марина Николаевна и направляется прямо к нам. Спрашивает, кто мы такие, что нам нужно и кто нам давал право тут находиться. Пояснив, что только она может общаться здесь с пациентами, отправляет нас к Ремизову. К нему мы и пришли.
– Петр Яковлевич, добрый день! Можно задать вам пару вопросов?
– Нет.
На вопрос «почему?» с улыбкой отвечает, что не хочет.
Приходят к нам за два часа до смерти
В его кабинете звонит телефон: из разговора понятно, что это Марина Николаевна. Петр Яковлевич говорит, что таких (то есть нас) необходимо «посылать», но так как мы у него, то он сделает это сам. От каких-либо комментариев Ремизов отказался, однако, по его мнению, нам не из чего раздувать такой сыр-бор: переезд кабинета завершится уже на следующей неделе. И именно тогда всё встанет на свои места, график работы восстановится.
– Каждый пациент, стоящий на учете, обязан приходить каждые три месяца на прием к терапевту, – проконсультировал нас Пётр Ремизов, – это ведь в их интересах: может, нужно поменять препарат, уменьшить дозу или кратность. Но ведь они приходят за два часа до смерти с последней таблеткой и начинают качать права, будто мы что-то должны. Да мы ничего никому не должны! А ведь таких больных 99,9%, и приходят они каждый день. Почему бы не сходить к терапевту за этим рецептом? Талоны выкладываем каждые две недели – за три месяца можно пять раз взять талоны и попасть к врачу. Но ведь нет. Потом идут ко мне и говорят, что напишут жалобы. Да пусть пишут!
P.S. Из кабинета заместителя главного врача выходим с заверениями, что на следующей неделе все будет в норме: и график восстановят, и переезд закончится. Мне так и осталось непонятным, почему сложившуюся ситуацию не хотят даже просто прокомментировать. Мы пришли не ругаться и не писать жалобы, однако в свой адрес услышали лишь грубые замечания, доходящие до оскорблений. Официальный комментарий мы получили 25 июля.