Качканарец Владимир Парамонов в октябре побывал в Стамбуле, откуда делился впечатлениями от путешествия со своими подписчиками в соцсетях. Сегодня с его разрешения мы публикуем рассказы Владимира о Стамбуле.

Современный Стамбул пытается усидеть на всех подушках разом, совмещать религиозный уклад и открыточный европейский вид.

За недорого вы получаете безалкогольный коктейль из восточного радушия, песен муэдзинов в пять утра, бесчисленных витрин с сувенирами и яствами, вездесущих кошек и кафешек, пёстрой избирательной кампании, дельфинов в Босфоре, рубиновых флагов и трамваев. И подаётся всё это в бокале с чугунным зонтиком автократии.

Стамбул — город контрастов, переходящих в переэкспозицию. Характерная иллюстрация: на встречу мне по Истиклялю идёт парень в футболке модной сети кафе-баров «Hard Rock Cafe *** London», а вместе с ним — две женщины, закрытые по самые глаза религиозной одеждой. Впрочем, как правило, турчанки носят хиджаб, скрывающий волосы, уши и шею, лицо оставляют открытым.

Лестный для моих соотечественниц факт: во время волны белой эмиграции отчаявшиеся турчанки подали петицию коменданту Стамбула, в которой требовали выселить «распутниц с севера» из города. Взаимная любовь русских женщин к Турции не вчера родилась и носила характер соперничества: всё-таки сложно конкурировать с теми, кого хотя бы видно.

Насколько сегодня турки готовы приоткрыть окно в Европу? Несколько раз со мной пытались завести разговор, но безнадёжно: английский весьма слабоват даже у обслуживающего персонала и молодёжи, взрослые на нём не говорят совсем. По моим наблюдениям, Стамбул комфортен для русскоговорящих мусульман и по менталитету, и по экономическим реалиям.

Примечательно, что все пилигримы отмечают турецкое гостеприимство. Думаю, более трёхсот солнечных дней в году влияют на национальный характер самым благообразным образом.

Я спрашиваю одну свою знакомую, насколько любовь турков к авторитарному прошлому и жёсткой руке идёт из сердца, а насколько этот нарратив надиктован сверху?

— Есть у меня друзья-турки, делают карьеру в евробюрократии. И после очередного повышения один из них грустно говорит, что вот, мол, придётся усы теперь отращивать. Усы — это один из признаков солидарности с властью в публичной политике, представляешь? И не обманывайся простотой местных. Я знаю семьи, очень богатые, учат по пять языков, они заканчивают в Европе по несколько университетов, очень образованные. И они все хотят перемен.

Как только я подумал, что начал понимать страну, страна дала понять, что мне пора подумать.

***

Топографически Стамбул невероятно сложен: крутые подъёмы и резкие спуски, развилки и повороты, заборы военных объектов, лестницы, порталы; там, где Мраморное море, оказывается Золотой Рог. Мозг не справляется, привычный рецепт «идти в гору» не помогает: я всё равно оказываюсь не там, куда шёл, и попадаю в ранние южные сумерки. Зато места, по которым я блуждаю, весьма колоритны: уличные базары ортодоксального района Фатих, в которых я иду сквозь бесконечный поток хиджабов и мужчин в тюрбанах и с посохами, как на обложках книг про Ходжу Насреддина, и, будучи единственным белым, ни с кем даже не встречаюсь взглядом, настолько я инороден. Или, неудачно свернув на запад от Мечети Сулеймание, я попадаю в заброшенный район, словно разрушенный землетрясением, где деревья прорастают сквозь дома, а из разбитых окон вторых этажей на меня смотрят бродячие собаки. Или, попав в азиатскую часть города, наоборот, приятно удивляюсь аккуратным улицам, симпатичным домикам, школам и ухоженным паркам района Ускюдар.

Общественный транспорт же в Стамбуле великолепен. Это, кажется, единственный город, где паромы между причалами курсируют на правах маршрутных такси и стоят считанные лиры. Трамваи в центре вместительны и футуристичны. А вот топонимы запоминаются плохо, все названия станций выглядят одинаково.

Бешеной собаке семь верст не крюк, а путешественнику неверная ветка метро тоже не повод расстраиваться. Я запоминаю город, только если хожу по двадцать-тридцать километров по нему ногами. Сколько бы видео и фото я предварительно ни смотрел, на месте всё оказывается иначе. Новизна заливает кровь дофамином. Исследование новых территорий — наш эволюционный навык, modus operandi Homo Sapiens. Нам не осталось белых пятен на карте, так что потеряться в городе, где нас никто не знает, под чужими созвездиями — это та доля приключений, на которую мы, домоседы, можем претендовать.

Продолжение следует

Фото Владимира Парамонова