Стамбул — коктейль восточного радушия
Продолжение. Начало в №46
Крытые базары Стамбула, одни из самых людных мест мира, напоминают мне не сказки про Алладина и не пещеры Али-Бабы, а лабиринты, если не Минотавра, то созданные в компьютерной игре: с повторяющимися фрактальными сводами, одинаковыми россыпями золотых украшений и скучающими продавцами, полные юркими кошками и залежами одежды, дешёвой и безвкусно кричащей обувью, которую не наденешь ни в горы, ни на паркет; вскинутыми руками с телефонами и селфи-палками, рубиновыми курсами валют, весьма приемлемыми, а ещё — турецкими сладостями, кошельками-косметичками и сумками с самыми невероятными принтами.
И вот ты уже носишь воду в руке, а потом уже и просто пустую бутылку, будто выпустил джина и стараешься выглядеть непринуждённо, кафир-проходимец на земле востока; а кругом — ряды тарелок с орнаментом, платки, плафоны и патока, пирамидки из пряностей, масел, кальянов — словом, всё это похоже издалека на конфеты или витражное стекло, такое яркое, что кажется, можно окрасить руки.
Стамбул — это багажный перевес, который всегда с тобой. И заблокированная дебетовая карта — моя нить Ариадны. Куплю-ка я лучше что-то маленькое за наличные.
— Магнитики — это первое, что летит в мусорку, — говорит Света, — и что не покупается ни в каком отпуске.
Конечно, зачем сувениры с земли, когда ты — воздухоплавательница? И ты отрежешь себе парашютными стропами любой ломоть неба, какой пожелаешь, завернёшь и заберёшь его с собой на Эльбрус. А я продолжу компоновать магниты квадратиками на холодильнике. Когда они стыкуются совсем рядом, как наклейки из жвачек в моём детстве, дверца становится похожей на страницу комикса: цветастую, пахнущую типографской краской, наглядно убеждающую в жизни разнообразной, полной пользы, приключений и обещаний вернуться. Чпок. И Галатская башня прилипает к Карловому мосту, прижимая заодно календарик с котами на фоне терм Каракаллы.
Куда бы я ни пошёл: на пешеходную улицу Истикляль, к продавцам устрицами или на борт парома, к мечети Сулеймание, на которую раньше всего опускаются сумерки, или гулял бы по антикварным магазинам района Балат, такого цветастого, словно коробка засохшей акварели — всюду я вижу странную вещь. Я вижу турчанок со сломанным носом.
Капилляры, забитые свернувшейся кровью, расползаются к припухшим глазам и скулам, симметричные, как пятна Роршаха. Словно плотоядная бабочка распустила чернильные крылья, села на переносицу и окропила лицо зеленой пыльцой. Будто молодые женщины примерили маску на адовом карнавале, оторвать которую можно только с куском кожи. Такой вот загадочный восток.
И вот однажды я стою на смотровой площадке Галатской башни, вжимаясь в каменную стену, так мало здесь места, ищу в кармане крышку объектива, а нахожу жвачку, лейкопластырь, колпачок авторучки и ответ на свой вопрос.
Передо мной стоит женщина в никабе, чёрном головном уборе, оставляющем лишь узкую прорезь для глаз. Она тщательно кадрирует селфи с видом на Босфор и Дворцом Топкапы на заднем фоне. Всё, что можно разобрать на её лице, — это лишь ресницы с тушью, и тот факт, что, судя по карим глазам, она улыбается. Сделанное фото она тут же публикует в социальных сетях.
Мы все хотим нравиться другим, быть принятыми и просто быть счастливыми в той одной жизни, что у нас есть (точнее тех двух, считая виртуальную). Стереотипы и нравоучения, запреты, традиционные ценности вчерашнего дня — всё это как промокательная бумага в тетрадях: я уже рисовал по ней чёрной гелевой ручкой, а не пером, а потом она и просто исчезла.
Я всюду вижу турчанок после операции по выпрямлению носа. Которые просто хотят быть красивыми. Куда бы я ни пошёл.
Владимир Парамонов
Фото Владимира Парамонова