Врач-онколог Анатолий Картавцев:
Избежать летальных исходов невозможно, возможно лишь продлить человеку жизнь

Избежать летальных исходов невозможно

– Безусловно, рак «молодеет». Выявляется он и у детей, и у молодых. Основной поток пациентов – женщины после 40 лет, когда угасает детородная функция, происходят гормональные сдвиги. Когда муж начинает водку пить, не уделяет внимания жене… – говорит Анатолий Картавцев. – У мужчин возраст постарше – примерно с 60 лет. Года три-четыре назад у нас была 20-летняя пациентка, красивая, молодая, из весьма благополучной семьи. Когда у нее диагностировали рак груди, было уже поздно – 4-ая степень, в легких раз вились метастазы. К сожалению, исход был летальный. Избежать летальных исходов невозможно, возможно лишь продлить человеку жизнь.

– А часто ли пациенты самостоятельно, без медицинских обследований, находят у себя признаки рака?

– Есть такие пациенты. Если женщина за собой следит, то должна раз в месяц осмотреть себя перед зеркалом, ощупать, ведь есть внешние признаки рака молочной железы.

– Мы вспоминаем о здоровье, когда начинаем его терять… Диспансеризация, на ваш взгляд, нужна? Поможет ли она выявить рак на ранней стадии?

– Форма диспансеризации, которая процветает сегодня, меня не устраивает, потому как работаем ради бумажки. И введение техники нашу работу не облегчило, а утяжелило.

– Маммография входит в перечень обязательной диспансеризации с 40 лет. Если рак груди выявляется у женщин моложе сорока, быть может, стоит проводить обследование раньше?

– Нет, маммография ранее 40 лет не информативна. Ее сложно смотреть, а интерпретировать еще сложнее. Более информативным в этом возрасте будет УЗИ молочных желез, которое после 40 лет начинает терять свою ценность. Тогда на помощь идет маммография.

– А что с онкомаркерами? Могут ли они помочь выявить рак на ранней стадии?

– Исследование, безусловно, помогает, но диагноз с его помощью не поставить. Многое зависит от формы опухоли: низкой или средней она дифференциации. Онкомаркеры могут подсказать, но ведущей роли в диагностике не играют. А уж когда диагноз стоит, то процесс болезни идет весьма интенсивно.

Я не увидел от онкомаркеров больших результатов, потому как женщины, узнав, что значения выше дифферентных, начинают на них зацикливаться. Они бегают по врачам, хоронят себя… Я бы этим женщинам посоветовал лечиться у психиатра. У многих онкологов, работающих в диспансерах, такое же отношение к онкомаркерам, как и у меня. Они пользуются ими нечасто. Из всех онкомаркеров можно выделить только один – простатический специфический антиген (так называемый ПСА), который четко показывает: рак именно здесь. Исследование можно сделать у нас в городе, но в частном центре и за деньги.

– Быть может, стоит ради своего спокойствия сдавать анализы на онкомаркеры хотя бы раз в год?

– Я не возражаю. Для своего же психического здоровья – пожалуйста. Но надо помнить: это платные процедуры, люди на этом зарабатывают деньги.

– Но ведь здоровье не купишь?

– Все правильно.

– Часто ли рак груди даёт метастазы, в частности, в печени? Есть ли здесь связь?

– Это естественный путь метастазирования, очень часто рак груди дает метастазы в печень. Прогноз для жизни в таком случае становится неблагоприятным, что бы ни делали врачи. Химиотерапия также сама по себе убивает печень.

Когда мы обнаруживаем у женщин увеличение в молочной железе, то делаем пункцию, осматриваем живот. Перед тем, как направить в Нижний Тагил с результатом пункционной биопсии, мы даем направления на анализы, флюорографию и УЗИ печени – без этого онкологи просто не примут.

– Почему рак сегодня выявляется даже у тех, кто, казалось бы, вел правильный образ жизни? У тех, кто до трех лет кормил детей грудью, у тех, кто ни разу не делал аборты?

– Сложно сказать, нужно смотреть каждый отдельный случай. Но ясно одно: в организме происходят какие-то гормональные нарушения.

– А гормональные средства, назначаемые врачами-гинекологами, приносят больше пользы или вреда?

– Не знаю, я в таком возрасте, в котором не интересуются гормональными средствами, поэтому не берусь судить. А насколько они благоприятны, мы узнаем через 20-30 лет. Но, в принципе, считаю, что вмешиваться в гормональный фон не очень красиво и этично. Но гинекологи в этом деле разбираются как-то больше.

– Качканарские врачи пытаются провести хоть какой-то анализ причин возникновения рака или медицина в глубинке занимается исключительно лечением?

– Нет, это никого не интересует. Тогда у врачей не будет хлеба. Но вопрос больше даже не ко мне, а к главному врачу.

– Но как лечить рак, если мы не будем знать его причины?

– Влияет на появление рака все: и гормональный фон, и питание, и атмосфера в семье, и иммунитет, и экология… И побег в другой город, страну, вас не спасет.

Я хочу отметить, что и в США уровень заболеваемости не меньше, несмотря на развитие системы здравоохранения. Но большой плюс их медицины – раннее выявление благодаря более высокому уровню диагностики, ее доступности. Конечно, там преобладает платная медицина, но она не такая дорогая, как у нас.

– Судя по тому, что умирают от рака и обеспеченные люди, у которых были деньги на лечение, а значит, и шанс выздороветь, верите ли вы в судьбу?

– Верю, каждому из нас отпущено своё. Посмотрите на Фриске, на Абдулова – они же не бедные, но финал один и тот же. Поэтому четко прослеживается одна тенденция: если болезнь выявили на 1-2 стадии, то выживаемость и продолжительность жизни будет выше.

– Возможно ли все-таки уберечься от рака или хотя бы выявить его на ранних стадиях?

– Надо обязательно наблюдать за собой, следить за изменениями в организме. Если появляются ранее не существовавшие симптомы: немотивированная общая слабость, немотивированный кашель, выделения у женщин – это все основания, чтобы появиться в кабинете врача.

– Есть ли у вас пациенты, кто выздоравливает и снимается с учета?

– Снимаются с учета, в принципе, только пациенты с заболеваниями кожи, так называемые базалиомы кожи (раковые поражения кожи). Они подлежат снятию с учета после пятилетнего наблюдения. Если все хорошо, расстаемся с пациентом. Остальные стоят на учете до конца жизни.

– Будет ли у вас преемник?

– Не планируется. Врачей у нас не хватает.

– А действующие хирурги не изъявляли желание выучиться на онколога?

– Хирурги есть хирурги. Помимо того, что у них есть знания, интеллект, у них есть еще и руки – ими надо работать. Если ты полгода не поработал по своей специальности, то уже не догнать тех, кто ушел вперед. Хирург должен всю жизнь читать и держать себя в тонусе. А молодых врачей-хирургов у нас осталось всего два.

Михаил Давыдов, главный онколог Минздрава России, директор Российского онкологического научного центра имени Н. Блохина, академик, в беседе за круглым столом «Раковый диагноз – не роковой приговор» в медиацентре Российской газеты, 10 февраля 2015 года:

– На мой взгляд, лечить рак нужно только в онкологических учреждениях. Однако согласно приказу Минздрава России, онкологические заболевания можно лечить в любой многопрофильной больнице, была бы там хирургия. В коммерческих структурах, которые хотят получить деньги, возник определенный интерес к этой проблеме, они лоббировали этот приказ. Есть такой сомнительный тезис: деньги идут за больными. А когда деньги идут за больными, сам больной уже не интересен. Интересны деньги, которые за ним идут. И начинается борьба за деньги, а не за здоровье пациента. Поэтому те учреждения, которые раньше не брались за онкологические патологии, сейчас активно берутся за них, пытаются лечить. А онкологические учреждения завалены рецидивами, возвратом болезни. И лечить эти рецидивы куда сложнее. С моей точки зрения, приказ Минздрава нужно пересматривать.

В регионах нередко онкологами работают люди, не имеющие специализации в этой области, много совместителей. В вузах онкологов не готовят. Готовят на кафедрах постдипломного образования. Во всем мире онкологи готовятся не на кафедрах, а на базе крупных специализированных центров. Там более жесткий порядок. Наша система устарела. Врачей нельзя готовить формально, дав ему прослушать цикл лекций и показав ему издалека операции.

По обязательному медицинскому страхованию самый большой объем финансирования – 96 тысяч рублей. А реальная стоимость лечения нередко доходит до 1,5 миллиона. Мы вынуждены иногда оплачивать лечение из разных источников. Стоимость препарата бывает такой, что ни один из видов существующего финансирования не покрывает расходы. Например, одна баночка эффективного лекарства, которое применяется при миеломной болезни, стоит 500 тысяч рублей. А на курс лечения требуется 3-4 баночки.

Одну и ту же патологию, например рак легкого, лечат по-разному. В одном случае – это просто стандартная операция, прошедшая без осложнений. В другом – возникли серьезные осложнения, и больной «завис» в реанимации на 1,5 месяца.

Есть такая теория: каждый доживает до своего рака. Только некоторые умирают раньше от других причин – инфаркта, инсульта. Чем больше мы накапливаем долгожителей, тем больше у нас будет случаев злокачественных опухолей. В Японии онкологическая смертность на первом месте, потому что японцы долго живут.

27 стран мира сегодня подтвердили: у них рак вышел на первое место, опередил сердечно-сосудистые болезни. Комитет Всемирной организации здравоохранения исследовал 40 тысяч больных, умерших в Барнауле, в Алтайском крае с диагнозом «острая сердечная сосудистая смерть». Только у трех процентов этих пациентов причина смерти – инфаркт. В Швейцарии, Франции – 70 процентов. А у наших граждан – это избыточная доза алкоголя в крови, как у мужчин, так и у женщин. То есть провокация сердечной смертности. Гипертоник выпил некачественный алкоголь в большом количестве и… провокация: коронарный синдром, смерть.

Вакцины против рака никогда не будет. Это приобретенное генетически обусловленное заболевание.