Простым людям война не нужна
Телефонная трубка говорила знакомым, почти родным голосом.
— Ты из Николаева? — спросила я с радостью и тревогой.
— Нет, я уже в Тагиле.
Звонила Нина, моя студенческая подруга. Через девять лет после окончания института мы неожиданно встретились в Качканаре. Подружились семьями. Вместе растили детей (у Поповых, как и у нас, было два сына), вместе проводили свободное время, помогали друг другу – и очень сроднились…
Закончились шестидесятые, миновали и семидесятые годы. А в 1980-м Поповы уехали на Украину, где жил брат Василия. С тех пор мы общались в основном только по телефону. И вот опять знакомый, почти родной голос. Через несколько дней Нина уже у меня, в Качканаре.
Как там Украина? Как живут, о чем думают и что чувствуют люди? Обо всем хотелось узнать, так сказать, из первых уст. Но эти уста открывались почему-то неохотно и говорили с непонятной мне осторожностью.
— Мы очень любили Качканар и покидать его не собирались, — вспоминает Нина. – Вася тогда ездил на лечение в Трускавец и на обратном пути заехал в Николаев к брату, и тот его сагитировал. В Николаеве в то время строился алюминиевый завод, давали квартиры. И Василий соблазнился… Я очень скучала по Качканару, первое время даже плакала…
— Как вас встретила Украина?
— Очень хорошо. Там оказалось много уральцев: из Невьянска, Каменска и других городов. Мы подружились и с ними, и с другими николаевцами, среди которых немало украинцев.
— Чужими себя не чувствовали?
— Нет, конечно. Ведь это наша общая страна, общее дело, одни радости и заботы. Тогда не было деления или превосходства по национальному признаку.
Из рассказов Нины было понятно, что тоска по Уралу оттеснилась новыми заботами: знакомством с городом и людьми, трудоустройством, радостью от получения жилья и, конечно, рабочим энтузиазмом, который к тому времени еще не иссяк.
— Мы с мужем и двумя детьми, – продолжала Нина, — получили трехкомнатную квартиру в одном из крупных районов Николаева.
Прожили они на Украине ровно тридцать лет и три года. И все было хорошо, уютно на душе и спокойно.
— Когда впервые появился душевный дискомфорт?
— Сразу, как только начались эти страшные события.
— Вот лично для тебя, пенсионерки, что изменилось?
— К пожилым людям, мне кажется, отношение более бережное. Говорить по-украински меня не заставляют. В учреждениях помогают заполнить документы на украинском языке. А вообще у меня есть словари и самоучители. Думаю это правильно — знать язык страны, в которой ты живешь. Но большинство в Николаеве – русские. И не было необходимости учить украинский язык. Кстати, когда мы приехали, наш младший сын, Толя, пошел в шестой класс. В школе его не заставляли учить украинский: тогда это было по желанию родителей и учащихся.
— Ваш Толя ведь давно уже живет в России?
— Он живет и работает в Тагиле. Хотел навестить нас в Николаеве, но мы отсоветовали: а вдруг потом не выпустят?
— А как ты добиралась до Урала?
— Спокойно. В поезде до Москвы со мной из Николаева ехали украинские парни. Видно, что обеспеченные, в хорошем настроении. Они работают в Москве. На границе у нас проверили только паспорта. Да в Николаеве вообще спокойно.
— И никакой тревоги?
— Как же без тревоги? Ведь с Николаевского аэродрома летят самолеты бомбить Донецк и Луганск. Тревога есть. Потому наш старший сын, Игорь, хочет, чтобы мы с мужем уехали в Россию – за нас ему будет спокойней.
— А сам Игорь?
— А сам он женат на украинке. Жена его сына (нашего внука) – тоже украинка.Не думали, что такой брак поставит когда-нибудь перед выбором. Конечно, выбор Игоря в пользу семьи, в пользу Украины. Сложнее и тревожнее другое: а вдруг его, как военнообязанного, заставят убивать? «Не хочу убивать и не буду!» — говорит Игорь… Вот ведь трагедия…
— А как другие?
— Да никому из простых людей война не нужна… Матери восстали: они не хотят, чтобы их сыновья стали убийцами или погибли.
Даже кадровые военные прячутся, скрываются.
— Были ли митинги или другие формы протеста?
— В нашем отдаленном районе города ничего подобного не происходило, а в центре Николаева были выступления под российскими флагами. Только киевские власти ничего не хотят слышать.
— А что слышите и видите вы? Откуда получаете информацию?
— Сначала всё узнавали из российского телевидения, а сейчас транслируются только украинские каналы. Они во всем винят Россию и Путина.
— Изменилось ли отношение к русским после такой пропаганды?
— Об этом боимся говорить. И даже по телефону опасаемся сказать лишнее – стать неугодными, врагами.
— Что тревожит больше всего?
— Неопределенность. Будущее – непонятно. За будущее одинаково страшно и русским, и украинцам. Простые люди хотят мирно жить и спокойно работать, они не понимают политику Киева.
Мы долго беседовали с Ниной. Она с удовольствием и с какой-то ностальгией вспоминала о жизни в Советской Украине, а о сегодняшнем дне говорила очень осторожно, будто опасаясь, что кто-то подслушает и внесет ее в список врагов Украины.
А я думала вот о чем. Если в спокойном Николаеве так неспокойно и тревожно в умах и душах простых людей, то что говорить о тех городах, где идет братоубийственная война? И хочется верить, что для моей Нины и для всей Украины закончится неопределенность, а будущее станет понятным: мирным и спокойным. Молю, чтобы оно наступило поскорей.