Окопная правда

Охрана концлагеря, скрывая следы невиданных преступлений, взрывала блиндажи с военнопленными сверху, это уже доказано.

Судя по найденным останкам и сохранившимся атрибутам обмундирования, содержались тут военнослужащие, роста выше среднего. По зубам черепов можно предположить, что молодого возраста. Знающие люди говорят, что здесь попадали в многочисленные окружения части регулярной армии.

— Это были отборные гренадеры, или это обычные войска? — спрашивает Адам, которому сегодня поручено сложить анатомический скелет. — Как же так-то? Такие здоровые, и оказались в плену?

Почему-то меня вдруг это задевает. Начинаю вспоминать мемуары полководцев тех времен.

— Вам правду или по учебнику? — спрашиваю обратившихся вслух ребят.

— Конечно, правду,— слышу в ответ разноголосье.

— Времени у нас маловато, так что не перебивать, запоминать и «переваривать», — мысленно «перелистываю» ранее прочитанное.

— За первый месяц войны, когда наше командование само растерялось и не смогло организовать нужный отпор врагу, приказом главкома дезертирами и предателями были объявлены все, кто попадал в плен, кто отступал под напором превосходящих сил противника. А что было делать, когда даже из тактической целесообразности нужно было отступить на дальние позиции? Вот эта растерянность, боязнь неисполнения воинского приказа много вреда принесла. Связи нет, склады боеприпасов и продовольствия в тылу. Некоторые подразделения, даже дивизии и корпуса вооружены были всего на 30 процентов.

И все же, несмотря на это, сопротивление фашистам было такое, что поразило генералов вермахта. Стояли насмерть не только пограничники и военные. Мирное население оказалось непокорным оккупантам.

Уже тогда, в первые дни войны, высшие офицеры немецкой армии стали сомневаться, что по плану «Барбаросса» удастся их «парадный проход» до Москвы. Хотя были, честно сказать, более подготовленными войска оккупантов к войне.

— Но ведь там, тогда, армия-то хоть была? — спросил меня Ванька.

— Была, Вань, была — смущаюсь сам. — Но ведь смотрите: за 2-3 летних месяца немцы уже были у Москвы и Ленинграда, Крым взяли, к Волге рвались. Прикиньте, пацаны: они сюда за 3 месяца дошли, а мы до границы СССР — более трех лет шли. Пока мы научились воевать и управлять, сколько народа погибло? Вот и думайте, без руководства, без организованности, без дисциплины, мы не отряд. Так, каждый сам по себе. А один в поле… не поисковик.

— А хотите, чудесную историю расскажу? Как из мертвых воскрешались? — перевожу разговор.

Было это так, как описывает штрафбатник, разведчик, писатель Владимир Карпов.

Самое начало войны. При бомбежке был тяжело ранен и умер один из генералов. Фамилию не помню. Уважали его за смелость и воинский талант бойцы и офицеры. В спешке и похоронили. Но комиссар корпуса не поверил, что его друг и соратник погиб. И приказал откопать могилу. Как ни отговаривали, настоял. Ощупал, прощаясь, тело своего друга, и уловил слабый пульс. Живым оказался генерал-то. И ведь вылечили того генерала, воевал еще до победы. Не чудо ли?

— Порасскажете тоже, — Деонис Рассказчиков встал, поправил на коленях скотч, медленно пошел в раскоп. За ним остальные. Без понукания и приказа. Чудеса, прямо.

— А я вот стала бояться после вашего рассказа, — Дарья остановила меня за руку. —А если и там кто живой?

— Да здесь, по идее, все живы для своих семей должны быть, — говорю громко, чтобы все слышали. — Мы же сюда для того и приехали, как Сергей говорит. Нет, и не должно быть без вести пропавших. Ни в плену, ни на поле боя.

Фестиваль

О том, что на месте самых упорных боев на территории Новгородской области, возле деревни Рамушево, будет проводиться 1-й фестиваль поисковых отрядов, мы узнали только за сутки.

Срочно репетируем песню «Долина». Есть в ней слова: «Это мир доброты, мир без должностей, рангов и званий». Эти слова поискового гимна особенно нравятся ребятам своей демократичностью. Действительность же показывает другое.

Едут на фестиваль не те, кто лучше поет или старательней копает. Едут те, кто одет в парадную, чистенькую, одинаковую униформу. Одевают в подобную и меня. Нехотя одеваюсь. Приказ есть приказ. Едем за 40 километров.

— Проезжаем деревни Давыдово, Горбы, Черенчицы, говорю ребятам. — Сейчас здесь дороги асфальтированные, есть железнодорожная нитка. А может, они прямо по костям и проложены. И уже не важно, по русским или немецким. Наших здесь гибло много больше, это точно.

Долго молчим. И вдруг Данил:

— А как это можно, по костям? Это же неправильно?

— Затрудняюсь ответить, говорю. — Скорее всего, надо было, наверное, коммуникации восстановить. Немцы свою железную дорогу  построили,  вывезли из демянского окружения все техническое оборудование группы «Север». А дорогу для них строили и наши пленные. Те, что в наших раскопах. На нашем-то месте и скотники были, и хранилища фуража. Как это объяснить?

С таким непраздничным настроением приехали на площадку, где проходил фестиваль.

Душная жара. На обширной поляне скамейки, импровизированная эстрада. С нее — приветственные и благодарственные речи поисковикам. Награждение старейших копарей.

На скамейках особо выделяется группа в добротно сшитой НКВД-шной форме. На дальних скамейках вижу новгородцев. Одеты кто во что, не по форме. Здороваемся.

— Кого привез? — спрашивают.

— Да так, пацанов, выступить хотели.

— Наивные, — смеется Вячеслав. — Заявку подавали?

— Не знаю, — озадаченно отвечаю. — А что, надо было?

— Вон, смотри, Светлана ваша мечется. Ее награждать будут, сейчас все и узнает — Вячеслав заметно раздражен.

То, что Светлану Николаевну награждают Знаком ветерана-поисковика, радует. То, что нас не зарегистрировали в выступающих, радует меня лично не меньше. Нельзя выступать, когда хорошо не подготовлен. А мы и не спелись.

Ребята расстроены. Двигаются в сторону торгового ряда, с жаркими мангалами, прилавками, походной кухней.

Я иду на берег реки Ловать, на берегу которой и проходит фестиваль. Живописное место.

А молодое поколение красноярцев   возвращается от кухонь и мангалов. На шашлыки никто не позарился. Вернее — не «потянул», как выразилась Катерина.

— Зато у нас баня сегодня!

— Точно, — вспоминают радостно ребята. — А на чем поедем?

Уехать отсюда непросто. Все машины заняты. Тут подходит казах.

— Все слышал, давайте я вас отвезу. Мне все равно тут до конца фестиваля торчать.

«Газ-66», не совсем комфортная машина, особенно в кузове, но домчал быстро.

Окончание вахты

В последующие дни не переставал мелкий надоедливый дождь. Траншеи наши превращаются за ночь в озера. Падает выработка. Но, похоже, успеем. Успеем докопать весь блиндаж. И ребята уже не стенают, и находки поддерживают энтузиазм.  Из  12 медальонов 4 с бумажками! Это немало. Поднято  14  останков. В прошлом году было больше, но это не важно. Важнее то, что ребята прониклись-таки нужностью своей работы. Не смущают уже ни постоянная сырость, ни мокрая, не успевающая просохнуть одежда.

Захоронения в братских могилах найденных останков тоже происходили при дождливой погоде. Пришлось принять участие по сбору от разных отрядов и укладыванию в деревянные гробы останков.

Во время отпевания я ходил по Старорусскому городскому кладбищу. Здесь вперемешку гражданские и воинские захоронения. Много братских обелисков. На краю кладбища нахожу нетронутый участок. Довольно обширный. Знакомый пейзаж. Понимаю, что это немецкие могилы. Как и в других городках новгородчины, холмики этих могил были срыты. И это место считается как бы мертвым, опоганенным, нечистым.

Обратная дорога до Екатеринбурга показалась короткой. Первые сутки все спали. После сырых палаток вагонный уют казался верхом блаженства. И только потом уже началось общение, воспоминания о недавних событиях.

На перрон столицы Урала высыпал весь отряд. Слезы на глазах девчонок, обещания от пацанов никогда не забывать и писать. Покопаться в наших и немецких архивах, поискать сведения о концлагере под деревушкой Муравьево были намерены все.

Конечно, все эти впечатления и обещания со временем забудутся, притупятся эмоции.

Но уже то, что узнали и пережили здесь ребята, запомнится надолго. И желание побольше узнать о тех давних событиях, узнать правду, тоже сохранится на- долго. Ведь именно сейчас, в этом возрасте прививается способность сопереживать, помнить и память эту чтить.