Памяти Николая Головко

Тотемный знак семьи

Во дворе у желтого кирпичного забора уже лет пять стоит пенёк, очищенный, покрытый сенежем и оттого немного отливающий серебром. Его выбросило на берег недалеко от нашего дома рядом с пирсом. Дикий, разлапистый, набухший, и оттого тяжелый, в грязных комьях — он торчал инородным телом на ровной полосе прибоя.

Я прошу перетащить пень к нам во двор, и мужчины, к моему великому разочарованию, аккуратно отпилили концы непокорных ломких корней, скруглив общую форму пенька, отчего он стал каким-то домашним, что ли.

Александр Зворыгин, мастер по изготовлению уникальных вещей из дерева, положил на него свой глаз и предложил сделать из него нечто необычное дизайнерское. Но пень для нас – не просто красивая деревяшка, это своеобразный тотемный знак семьи. С пеньком связана история нашей первой встречи с Николаем, история любви, заботы, доверия, продлившаяся 47 лет 3 месяца 29 дней.

А далее нам, тем, кто продолжает жить, остается память, насыщенная прошлым и питающая будущее…

Женихов нет!

В начале августа 1974 года мы с подругой прибыли в Качканар по распределению. При заселении в общежитие воспитатель поставила нас в известность, что в субботу 10 августа, в 7 утра, состоится выезд на гору Качканар для проживающих в трёх общежитиям. Пожилая женщина-вахтер, оглядев цепким взглядом нас и наш скромный багаж, выдала:

— И зачем же вы сюда приехали, девочки? Здесь же женихов нет!

Ранним субботним утром 10 августа мы с подругой, путаясь в необычных адресах Качканара, разыскали-таки общежитие, откуда должны были стартовать туристы на гору Качканар. Каково же было наше недоумение, когда выяснилось, что ни воспитатели, ни инструкторы, ни какие-либо другие организаторы к этому делу не прилагались.

Мы два часа проторчали в фойе чужой общаги вдвоем. Лишь к 9 часам подтянулись ещё девчата.
Более того, нам, 18-летним девчонкам, предложили сходить в мужское общежитие и пригласить присоединиться к нашему походу ребят. Мы попытались это сделать, но, узрев в коридоре парней, желающих опохмелиться, быстро ретировались.

Мы с подругой уже закипели от такой организации похода и порывались покинуть сиё мероприятие, но жаль было потраченного времени, да и хотелось увидеть, чем же закончится этот бардак. В это время из-за угла мужского общежития появились два молодых человека. Это были Головко Николай и Черкашин Александр, двадцатидвухлетние парни.

И вот этот момент их появления впечатался в мою память на всю жизнь. Николай шёл первым, в джинсах на стройных ногах, в яркой махровой рубашке, завязанной узлом на талии, волнистые волосы до плеч, очки от солнца, гитара, а на обнажённой груди болтался дешевенький медальон, предмет подтрунивания над Николаем на все последующие совместно прожитые годы.

Энергичный и улыбающийся, Николай был на контрасте с недовольным и ворчливым Александром, который тащился за ним следом, смотря себе под ноги. Увидев «цветник» из десятка девушек, парни тут же развернулись и исчезли. Как оказалось, они ринулись агитировать парней из соседних комнат присоединиться к компании туристов.

Комната, где жили Головко и Черкашин, была образцовой, поэтому воспитатель именно их разбудила и предложила разнообразить свой выходной вылазкой на гору… Так наши безымянные воспитатели, сами того не ведая, протянули между нами фантомную ниточку, соединяющую нас и готовую прерваться в любой момент.

Появившаяся вскоре группа ребят быстро организовала наш поход на свой лад. Основная масса двинулась на лодочную станцию, а часть ребят отправилась в магазин закупить консервы, какую-то снедь и вино, которое, кстати, продавалось тогда с 11 утра.

Наша компания отчаливала от лодочной станции уже последней, так как Николай оставлял в залог паспорт и рассчитывался за лодки.

Забытые на том берегу

У подножия горы уже горели костерки, молодёжь готовила перекусы, но лезть в гору никто не рискнул: большинство из нас были приезжие и не знали местности.

Наша группа облюбовала местечко у большого пня. В лесу набрали сухих веток для костра, перекусили, песни пели под гитару. И вдруг Николай предложил мне покататься на лодке. Мы отплыли за мысок, и Николай лихо спрыгнул в воду. А я, ухватившись за борта сильно раскачавшейся лодки, с ужасом понимаю, что не умею ни плавать, ни лодкой управлять.

Как же долго тянулись минуты, пока Николай был в воде, зато потом, когда целовались в утлом судёнышке, время пролетело незаметно. Вернулись на стоянку, а костры погашены — и ни одного человека, и ни одного плавсредства на берегу!

Вечерело, подул свежий ветер, и надо было спешить — нужно сдать лодку и вернуть паспорт из залога. Оказалось, что все наши вещи забрали уплывшие товарищи, и мы остались в одних плавках, да на мне еще была футболочка. У нас еще теплилась надежда, что друзья ждут нас с одеждой на лодочной станции. Но никто нас не ждал, и пришлось нам подниматься в нашу горку через 9 квартал к моему общежитию на Свердлова, 29, а Николаю — к его общежитию. Стыд-то какой! 1974 год, город у нас не курортный, а у вахтера общежития глаза были такие… Женихов нет!

Семейная легенда

Прошло несколько лет. У нас двое детей, погодки с разницей в 1 год 3 месяца. Дочь и сын. Взяли мы лодку и переплыли на другой берег качканарского моря всей семьёй к месту нашей встречи.

Спрашиваю:
— Коля, а как ты узнал наше место?
Отвечает:
— Да вот же пень наш! Смотри, какой он мощный!

С тех пор каждый год мы к тому пеньку плавали. А когда своя лодка, а потом и яхта появились, друзей и родственников перевозили к тому месту.

А уж история нашей первой встречи за 47 лет стала чем-то вроде домашней легенды.
Только лет десять назад сожгли наш пенёк, а ещё через несколько лет Качканарское море преподнесло мне такой подарок — пенёк с мощной вязью корней, как символ крепких уз и объятий, которые нельзя сжечь, разрубить, уничтожить…

Татьяна Головко