Зиля Одегова считает, что нужно на городском уровне организовать психологическую помощь семьям участников СВО

Моя подруга из Екатеринбурга, учитель русского языка и литературы, рассказала, что в её классе 12-летний мальчишка избил до крови одноклассницу.

Пришлось написать докладную директору, потому что парень бьется до крови с одноклассниками уже не первый раз. Как выяснилось, папа у мальчика периодически отправляется в командировки на СВО, и во время этих командировок у пацана сносит крышу, он становится неуправляемым. Понятно, что у парня психологическая травма, но такая же психологическая травма теперь, вероятно, и у его мамы, и у одноклассников, и у учительницы.

Наверняка такие случаи есть и в Качканаре. И о том, как нам всем с этим жить, мы решили поговорить с профессиональным психологом Зилей Одеговой. Считаем, что её мысли и наблюдения по этому вопросу будут для вас интересны и полезны.

Дети воюют

«Недавно в Екатеринбурге мы встречались с коллегами-психологами, говорили, конечно, об актуальном. Все проблемы, связанные с СВО, нас ещё ждут впереди, и они коснутся буквально всех, но сложнее всего будет детям, чьи отцы принимают участие в СВО, — рассказывает Зиля Одегова. — Детям трудно, потому что у них всё на чувствах, на эмоциях, на интуиции. И им психологическая помощь, поддержка и сопровождение просто необходимы.

А работать с ними не готовы пока нигде, и это моё субъективное мнение.

И что происходит уже сейчас?! Такие дети начинают убегать из дома, проявлять агрессию к одноклассникам, к учителям, к близким родственникам.

Ко мне привели ребенка десяти лет, отец ушел на СВО в сентябре, и с этого времени парень, что называется, слетел с катушек: никого не слушает, на маму с кулаками, ворует деньги и покупает чипсы, кириешки, сладости.

Детская психика устроена так, что ребенок считает, что если отец ушёл (неважно куда: из семьи или по повестке), то значит, папа его бросил, появляется обида, ущербность, и, самое ужасное — чувство вины: «я плохой, недостойный и меня бросил отец».

А ещё у таких детей появляется злость к матери: «вот папа бы меня не ругал, всё бы разрешал, а ты…»; конфликты с одноклассниками, друзьями: «почему у меня отца забрали, а твой дома, с тобой»; агрессия к учителям: «чего вы от меня требуете, у меня папы рядом нет, а вы тут со своими оценками и заданиями ко мне пристаете».

И пошли разборки, драки, обзывательства, ненависть.

И здесь без психолога не обойтись, страдают все — дети, мамы, учителя, родители учеников.

На мой взгляд, учителя не должны постоянно разруливать школьные конфликты, у них другая работа — учить, давать детям знания, а с психологическими проблемами надо разбираться школьным психологам, но они завалены бумажной работой и им почти не до детей. Вот и получается, что всё пущено на самотёк.

Еще один 12-летний подросток. На консультации родственники хватаются за голову: хулиган, огрызается, хамит всем подряд, на уроках появляется, как красно солнце в пасмурном феврале, гуляет со взрослыми пацанами до ночи, начал курить.

Мне же он тихо-мирно рассказывал, как они с папой ходили на рыбалку и как папа учил его водить машину. А когда мы начали работать в психологическом песке, то, конечно, там были танки, стрелялки, то есть «весь мир против меня». А потом он горько заплакал: «Хочу папу!». И тут я бессильна!

Не так давно из другого города приехали отец и 15-летний сын. На следующий день мужчина уезжал «туда» в командировку в третий раз. «Не хочу, чтобы пока я там, сын «потерялся», замкнулся», сказал мне мужчина.

С матерью не общается, вернее, не слышит её вообще, школу стал пропускать, закрывается в комнате и сидит целыми днями и никого не пускает. И что там с ним, никто не знает!

Поговорили, обменялись телефонами, сопровождаю семью дистанционно.

Нашли психолога в своём городе, вроде, парень начал заниматься.

Женщины страдают

Проблемы не только у детей. Ко мне на приём приходят жены участников СВО. Буквально у всех у них дикое чувство вины: почему мы раньше ругались, обижались из-за пустяков, не разговаривали, а бесконечно выясняли отношения, и ещё: «Он очень хотел, чтобы я родила сына, а я говорила «не время»…

На приёме другая девушка. Мужу оставалось находиться в местах лишения свободы считанные месяцы, глупая ссора — и он ушел добровольцем. Глядя на девушку, сжималось сердце: глубочайшее чувство вины перед мужем, самобичевание, нежелание ни работать, ни радоваться жизни.

Желание у них одно – увидеть мужа, обнять и никуда никогда не отпускать.

И это ещё не всё. Наружу выползают когда-то скрытые конфликты между свекровью и невесткой. И в основном из-за денег. «А сколько ты получила? А куда ты потратила? А вот мой сын там, а ты тут его деньги тратишь…». Или ревности глупые начинаются: а почему тебе позвонил, а мне не позвонил…

Говорю молодым женщинам: не надо воевать с мамами ваших мужей, им больнее всего, они старше и уязвимее — там их дети. Общайтесь почаще, звоните, ходите в гости. Не тот формат отношений? Тогда просто постарайтесь выдерживать пристойные отношения — не ругайтесь и сохраняйте спокойствие.

У некоторых женщин из-за нестабильного эмоционального состояния, постоянных тягостных мыслей, рассеянного внимания могут возникать проблемы и на работе. Вот сидит передо мной женщина, вся в слезах, жалуется, что никак не может сосредоточиться, все мысли о муже, поэтому часто допускает ошибки в своей работе, а работа связана с цифрами и ошибаться нельзя, неудобно перед коллегами.

Люди, конечно же, видят состояние коллеги, но постоянно контролировать, перепроверять, исправлять чужие ошибки и выполнять дополнительную работу им без надобности. И это уже конфликты рабочие.

И таких историй уже, к сожалению, немало! И ведь этих женщин тоже нужно выводить из тяжёлого эмоционального состояния, они должны найти силы жить, работать, воспитывать детей.

А вот кто будет помогать этим женщинам — вопрос открытый.

Мужчины не плачут

Но самая большая проблема — это, конечно, психологическое состояние участников боевых действий.

Среди нас живут те, кто прошёл афганскую и чеченские операции.

В 2008 году я проходила профессиональную переподготовку по клинической психологии, и нам, психологам, изучать «чеченский синдром» пришлось плотно и основательно. Честно сказать, тогда и случаев было меньше, и внимания им уделялось больше.

Почти все участники боевых действий находятся в состоянии ПТСР (посттравматического стрессового расстройства) много лет, отсюда и конфликты в семье, и алкоголизация, наркотики, правонарушения, криминал, и даже попытки суицида.

Сейчас в ряды «афганцев» и «чеченцев» будет вливаться свежая армия военнослужащих СВО.

К сожалению, медицинский диагноз ПТСР официально сейчас ставят и детям с 12 лет. И психологическое сопровождение для таких людей должно быть на постоянной основе.

Кстати, никакие «большие» деньги, получаемые мобилизованными и добровольцами, не смогут восстановить физическое и психологическое здоровье в полном объёме. Это информация для тех, кто завидует людям, чьи близкие находятся на СВО. Есть, к сожалению, и такие эпизоды в нашей жизни!

Надо понимать, что люди будут возвращаться не из санатория, а с глубокими психологическими травмами. Это, скорее всего, уже будут не те мужчины, которых вы провожали полгода назад, и к этому надо быть готовым.

Кто-то, например, может конфликтовать с окружающими, упрекать жену в «изменах»: «ходила тут без меня везде, жила в своё удовольствие, а я там …», или бить себя в грудь на каждом углу и говорить, что он герой, а вы все трусы. Кто-то уйдёт в девиантное поведение и уже никогда не вернётся в нормальную жизнь.

Кто-то просто будет жить с постоянной болью в душе.

Пойти к психологу – это норма

Не хочется пугать читателей, но предупредить будет нелишним: не стесняйтесь обращаться к психологам. Помощь может понадобиться каждому!

И если у врачей ребята будут лечить свои травмы, раны, болезни, то к психологу пойдёт далеко не каждый: «авось, проживу и так». И, конечно, зря!

В цивилизованном мире не должно быть дремучести: «к психологу идут только психи». К психологу идут те, кто хочет жить качественно сегодня и сейчас.

В маленьких городах уровень психологической культуры, к сожалению, оставляет желать лучшего, и к психологу обращаются, когда уже всё, приехали, уже не вывожу, треш, помогите!

В Москве уже сейчас огромный дефицит в психологических услугах, поэтому предприимчивый народ не дремлет и, обучившись на трёхмесячных курсах, получает корочки психолога, и даже совсем необязательно получать высшее образование. Даже такие недоспециалисты скоро будут востребованы.

Недавно у меня на встрече был мужчина, прошел Чечню. Сейчас на СВО. Его отправили в отпуск на 40 дней, но уже через 20 дней написал рапорт с просьбой отправить его обратно: «тянет, как наркотик».

Пока с ним общались, ему пришло сообщение, он молча прочитал и, глядя на меня, спокойно сказал: «Ну вот, Петьки не стало!». Буднично! Ни один мускул не дрогнул на его лице!

Через два дня он вернулся туда. Как вы думаете, ему нужна психологическая помощь? Обязательно! У человека уже ПТСР, и ему реабилитация необходима, но он снова в бой, все мысли там! А я вот задаюсь вопросом: какой он вернётся?!

Вобщем, истории грустные, положение тревожное.

Каждый день мне приходится выслушивать страшные и очень страшные истории, трагедии из жизни. И могу сказать одно: чем раньше к психологу — тем быстрее будет оказана помощь и легче станет физически, психически и психологически.

И даже если вы считаете, что психологи вам не нужны, то психологию жизни никто не отменял, и скоро жить придется по новым правилам всем.

Людей нужно обучать навыкам общения друг с другом, поведению уже в новом обществе, и это называется развитием эмоционального интеллекта. То есть смотреть, кто перед вами стоит, быть аккуратными в общении и знать, с кем можно пошутить, а с кем надо воздержаться, уметь предугадывать реакцию человека, иначе можно попасть в неприятную ситуацию.

Иногда по субботам я провожу небольшие встречи-тренинги на развитие эмоционального интеллекта, на умение коммуницировать в обществе. Может, надо бы чаще, но из-за большой загруженности не получается проводить мероприятия часто.

Могу сказать, что как психолог я делаю всё, что могу, помогаю людям по мере своих сил выходить из сложных ситуаций. Но этого недостаточно, капля в море.

А вообще люди очень стесняются говорить, что обращались к психологам. В нашем обществе это почему-то считается проявлением слабости, или «делать мне нечего, на психолога деньги тратить».

Городу нужна служба психологической помощи

На мой взгляд, работа по реабилитации должна проводиться в школах, центре помощи семье и детям, отделом соцзащиты, молодежными организациями, какой-то вклад должна вносить и администрация города.

Моё мнение — нужна единая городская психологическая служба, как скорая помощь, экстренная служба.

Меры по психологической помощи людям, связанным с СВО, должны приниматься сейчас, а не когда грянет гром. Поверьте, это важно, потому что дальше — больше! Мы все в той или иной мере участники СВО.

Не единожды я предлагала свои психологические услуги в проведении лекций с родителями, треннинговых мероприятий с подростками (имею международный сертификат бизнес-тренера в области психологии), мероприятий с педагогами, городских конференций, и — тишина.

А ведь я имею 20-летний опыт работы в медицине и уже почти столько же лет я работаю в психологии, огромная практика. Но, видимо, нет пророка в своём отечестве.

Психологи могут поддержать человека на эмоциональном уровне, проявить сострадание и помочь участникам спецоперации, их женам и детям на профессиональном уровне, возвращать этих людей к нормальной жизни.

Всем нам — и участникам и неучастникам СВО — придётся жить в одном обществе вместе. А жить хочется в безопасных и комфортных условиях.

И да, все совпадения случайны».

Лариса Плесникова

Командиров российской армии отправят к психиатрам

В Минобороны внезапно озаботились психологическим состоянием военных старшего командного состава, пишут «Ведомости».

Для них разработают программу реабилитации и профилактики посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). Привлекать будут военных психологов.

Сейчас специалисты изучают опыт психологических реабилитационных программ участников боевых действий других стран, в том числе во время операций США во Вьетнаме, Ираке, Афганистане и других военных конфликтах. Предполагается, что такую терапию командиры будут проходить два-три раза в месяц в тылу, а после снова поедут в зону СВО.