Вечером во вторник в завершающий момент верстки номера в редакции раздался звонок.

— Приходите к нам, посмо­трите, как мы живем, — позво­нили нам жители Свердлова, 30, и пригласили на экскурсию в свой дом.

Нас не раз приглашали на подобные экскурсии в дере­вяшки, но в благоустроен­ные дома все же зовут реже. Погода была солнечная, мы решили не терять возможность и приняли приглашение жиль­цов в тот же день. Длинная девятиэтажка, пять подъездов, узкий проезд, ямы на дороге и у крыльца, расставленные плотно в ряд машины у дороги, закуток детской площадки — стандартный вид, как у боль­шинства дворов. Наверное, мы настолько привыкли к этим картинкам, что поначалу было непонятно, с какой целью нас пригласили.

— Давайте начнем с подъ­езда. Смотрите: вот наше крыльцо, — жители пока­зывают первым делом сту­пеньки одного из подъездов и пятисантиметровую щель между ними. — Знали бы вы, сколько ключей здесь поте­ряно… Ступеньки старые, лю­бой человек может запнуть­ся, ногу подвернуть. На нашу безопасность закрывают гла­за.

Стены подъезда укра­шены обшарпанной синей краской, нанесенной, по тра­диции, в несколько слоев. В районе мусоросборника чер­ные следы копоти, местами грязь.

— Обозначим: это назы­вают подъездом. 21-й век, а у нас бомбежка, словно вой­на и не прекращалась. Ужас какой-то! Куда только мы ни ходили и ни писали, требо­вали ремонт. Не так давно начали окна вставлять, но могут и на этом закончить, — добавляют экскурсоводы.

Выходим на дорогу. Ас­фальт у подъезда словно изрыт. Пешеходы давно не замечают ям, а те, кто с коля­сками, обращают внимание, даже очень. Этим летом на площадке через дорогу сре­зали старые качели. Видимо, была задача убрать их с глаз долой. Качели срезали, а че­тыре основания оставили.

— Какой-то умелец при­шел и срезал эти качели, но для чего-то оставил эти шты­ри. Наверное, чтоб ребенок упал на них. Неужели нельзя было срезать на уровне зем­ли или совсем убрать? Мы обращались к старшему по дому, тот посодействовал — штыри зачем-то засыпали высевами вместо того, чтоб убрать, — продолжают жиль­цы, а затем проводят на дет­скую площадку.

— А вот детская площад­ка. Ее этим летом огороди­ли забором, правда, он еле держится. Посадили его на «ляпушки»: дважды кое-как забетонировали, тяп-ляп — и готово. Забор шатает из сто­роны в сторону. Как такую работу принимать? Работа для галочки, в наше время ее заставили бы переделывать. А сегодня сделали по-бы­строму, деньги за работу взя­ли, и все. Душа болит, как все у нас делают, — с грустью до­бавляют наши экскурсоводы.

— Так ведь это по всей стране так, — отмечаю я.

— В стране полный раз­вал, — с грустью подводят итог собеседники. — Но ведь должны что-то делать! Сей­час много кто ездит за гра­ницу, видит, как там люди живут. Неужели у нас нельзя привести все в должный вид? Знаем, что на нашем доме деньги есть, но почему-то ничего не делают. Нас в на­чале 1990-х лишили денег, скупили наши предприятия, а теперь говорят: живите, как хотите. Тогда говорили, что в стране застой, а сейчас и того хуже — живем, как в обороне. Сравниваем прошлое и на­стоящее —обидно, конечно, за родину…

Уверена, много кто из чи­тателей на критику этих жиль­цов посмотрит с улыбкой: мол, живут люди и хуже. Советские люди всегда жили скромно, их приучили трудиться на со­весть, а жить по средствам, без особых запросов, в отличие от россиян среднего и молодо­го возрастов. Кто ни разу не был за границей, скажет, что в доме у этих героев все хо­рошо: есть все удобства, пло­щадку делают, окна меняют. Но «окно в Европу» давно от­крыло людям глаза. Согласна, можно жить лучше, да только в России это никак не получа­ется.

— Не пойдем на выборы. Зачем они нужны, если кон­куренции нет, а явку снизи­ли до такого низкого уровня, что и голосовать не нужно, — произнесли мои собесед­ники под конец беседы, ком­ментируя предстоящие вы­боры губернатора в сентябре и называя их фактическим переназначением. Так и жи­вем: 21 век, а душа за родину по-прежнему болит.