Удивительный это народ! Пришли в тайгу, где ни дорог, ни жилья. Вынесли жару и холод, бытовой неуют, грязь и распутицу, мусор, без которого не бывает ни одной стройки. Но, вспоминая первые качканарские годы, они говорят не о трудностях, а о том, как весной здесь буйно цвела черемуха, а осенью рдели гроздья рябины.

— В лесу речка бежит, чистая, прозрачная. Много черемухи и смородины. А какой воздух! — восторгалась и Нина Федоровна, рассказывая о том, как она, назначенная комендантом палаточного городка, «приехала на колесе груженого самосвала» из Валериановска к первым палаткам в районе будущей плотины. И добавила: — И такая в природе тишина, такая тишина…

Молодая женщина, чью юность опалила и оглушила война, наслаждалась целительной тишиной тайги. Шум и грохот стройки тоже ее исцеляли, ибо  это была музыка созидания.

На первых порах Нина Федоровна робела. Привыкшая общаться по-фронтовому официально, кратко, сухо, она опасалась, что не найдет нужного тона в общении с ребятами и девчатами, такими разными и такими похожими. Но все у нее получилось. Требовательный и строгий комендант, она была и заботливой матерью, и добрым советчиком, и надежным другом. А ведь ей тогда было только тридцать три года.

Строили город, а жили в палатках.  Двадцать шесть человек под одной брезентовой крышей. Днем наработаются, вечером натанцуются — ночью спят, как убитые. А утром слышат бодрую песню:

Не спи, вставай, кудрявая!

В цехах звеня,

Страна встает со славою

Навстречу дня.

Так обычно Нина Федоровна будила девчонок. Они просыпались и вместе со всей страной вставали навстречу новому трудовому дню.

И вскоре на смену палаткам пришли первые дома, у горы Долгой вырос рабочий поселок. И секретарем поселкового Совета стала Нина Федоровна Литвиненко. Помню, с каким материнским волнением рассказывала она о том, как регистрировала первых младенцев, рожденных в Качканаре. Марина Ульданова, Саша Спиркин, Алеша Лукиных, две сестрички Ожеговы, Оля Потемкина —вспоминала многих, называя даже дни их рождения.

Выросли малыши, вырос  и похорошел рабочий поселок, стал городом.

Через несколько лет поехала Нина Федоровна в Новополоцк, к бывшим первостроителям Потемкиным. Белорусский Новополоцк понравился ей, и особенно тем, что в этом городе, который на год моложе Качканара, есть памятник палатке. Скромный и очень простой в исполнении памятник. Тронуло это Нину Федоровну, и как-то обидно стало за наш город юности. Из Белоруссии озвращалась она с идеей построить в Качканаре памятник первостроителям.

И он появился. Это случилось в 1982-м, в год 25-летия Качканара. Помню, как солнечным майским днем на лестнице у входа в парк фотографировались первостроители. Как их было много, как светились их лица. Эти люди знали, зачем четверть века назад они пришли сюда, и были счастливы, видя, как их самоотверженный труд прорастает домами и микрорайонами, светлым городом в тайге и гигантом-комбинатом. Были горды, что нужны; радовались, что город растет и хорошеет и что День строителя — главный праздник на качканарской земле.

С этим чувством жила и Нина Федоровна. Она активно участвовала в общественной жизни города, часто бывала в школах, рассказывала ребятам о трудовом подвиге первостроителей, завещала детям любить и беречь Качканар.

И вдруг все изменилось. Созидание стало не в моде.  С болью наблюдала Нина Федоровна, как быстро разрушились (ведь ломать — не строить) радиозавод, птицефабрика, поменяли свое предназначение многие детские сады. Не нужен стал и сам первопроходец — трест «Качканаррудстрой». Обидно было за первостроителей, о которых забыли.

Правда, в последнее время город повернулся к ним лицом. К сожалению, даже их праздничные встречи теперь немноголюдны. Уходит славное поколение романтиков, энтузиастов, созидателей, к которому принадлежит наша Нина Литвиненко.

Последний раз я встретилась с ней в августе прошлого года. Хозяйка, как всегда, была приветлива и гостеприимна; ни на что не жаловалась, хотя возраст, конечно, чувствовался. Но стоило заговорить о палаточном городке — Нина Федоровна оживилась, будто вернулась в свою молодость. Вспоминала, как они строили, участвовали в художественной самодеятельности, как не мирились с недостатками, обличали их и на рабочих собраниях, и в задорных частушках. И она на 94-м году жизни, сидя в удобном кресле, с доброй улыбкой и помолодевшими глазами пропела почти два десятка частушек. Какая память! Конечно, автор частушек — она сама, но какая память! И какая любовь к городу, которому она отдала свою молодость, свою  жизнь!

И вот она, наша гордость, наше достояние, — ушла…  Но остался построенный ею город; остались в парке белые палатки как светлая память о героическом племени первостроителей, к которому принадлежала Нина Федоровна Литвиненко.