Александр Боданин: Я не мессия и не экстремист
Машинист электровоза УГЖДТ Александр Боданин – личность в городе небезызвестная. Он неоднократно выступал в поддержку профсоюзного комитета в отстаивании прав работников комбината, не боялся озвучивать существующие проблемы и задавать острые вопросы руководству. В начале марта мужчина был уволен с Качканарского ГОКа. Официально – в связи с отсутствием вакантных должностей, подходящих качканарцу по медицинским показаниям. Неофициально – за активную профсоюзную позицию, за которую управляющий директор КГОКа Алексей Кушнарев назвал его экстремистом. Что думает об этом сам Александр — в нашем интервью.
– В марте Алексей Кушнарев, как нам стало известно, во время своего совещания назвал вас «экстремистом», которого не должно быть не только на комбинате, но в профсоюзе и в городе. Вы себя таковым считаете?
– Слышать об этом мне было несколько забавно. Я специально посмотрел точную формулировку понятия: термин применяется, в основном, к тем, кто выдвигает политические требования против страны. Алексей Владиславович и часть высшего руководства Евраза отчего-то считают, что патриотизм должен быть исключительно к их корпорации, словно это наша родина, которой мы должны служить беззаветно, не требуя ничего взамен. Но я гражданин российского государства, а не лондонской компании. Мне неясно, в чем проявляется мой экстремизм. В том, что я снял видеоролики и начал выкладывать новости профсоюза и то, что происходит на комбинате, в более широкий доступ? Но извините, мы живем в век информационных технологий, и думать, что все проблемы будут «вариться» исключительно на уровне Качканара, мне кажется, глупо.
– К чему вы призывали, за что получили такой ярлык?
– У Виктора Шумкова есть такая мысль: «Евраз своими действиями по отношению к людям сам себя уничтожит». Но я не хочу уничтожать Евраз. Это транснациональная компания, и наше государство должно реагировать на ее действия. Я считаю, что компания откровенно грабит наше государство, и как патриот, а не экстремист, я должен об этом заявлять. Уничтожение компании никому не нужно, я хочу, чтобы Евраз начал по-человечески относиться к людям, которые работают на него, вкладывать деньги в развитие комбината, людей, города…
Думаю, управляющего директора однозначно задело мое выступление на профсоюзном съезде в Москве. Но что я такого сказал? То, что я не вижу реального социального партнерства – это так и есть. То, что меня всеми путями пытались уволить – они меня уволили. Тема эта заслуживает отдельного судебного разбирательства, которое еще предстоит. И основанием служат метания Центра профпатологии в постановке трех разных заключений, опровергающих и отменяющих друг друга, а также обвинения руководства в мой адрес в нарушении охраны труда.
– Вероятно, ярлык «экстремиста» был повешен на эмоциях…
– Да, но человек такого уровня не должен быть столь эмоциональным и бросаться такими словами. Хотя это согласуется с тем, что было на последней встрече мэра с профсоюзами, на которой я спросил Сергея Набоких: где государственная власть в нашем городе? Ее нет. Городом управляет корпорация. Она скупила половину СМИ, вмешивается в бюджетные процессы. А где власть? Почему она не занимает никакую позицию? Тот же Алексей Кушнарев чувствует себя здесь неким наместником бога на земле, говоря, что меня не должно быть в комбинате, в городе. Я уверен, что если бы вместо Анатолия Пьянкова был кто-то другой, меня бы не стало и в профсоюзе. Сегодня это единственная организация, которая способна противостоять всевластию Евраза. Для меня странно, что мэрия сегодня занимает стороннюю позицию и не поддерживает профсоюз, хотя при совместных действиях городу было бы проще отстаивать свои интересы. Профсоюз – это организованная сила, которая может реально поднимать проблемы на поверхность, озвучивать их и доносить до высших властей. Тот же Денис Паслер приезжал в 2016 году потому, что профсоюз организовал митинги. Вспомним, как врачи «Скорой помощи» проводили митинг, сколько человек вышло – 100-200? А профсоюз собирает по 2000 человек…
«Показательная порка» от Евраза
– Расскажите о вашем хроническом заболевании, которое спустя восемь лет работы вдруг стало основанием для противопоказания к работе.
– Еще в 18 лет я устроился в комбинат слесарем в депо УГЖДТ, уже тогда у меня было заболевание «бронхиальная астма». Время от времени проявлялись приступы, я ходил на больничный. Потом я уволился, перешел работать в коммерцию, где больничные не приветствовались. Приступы астмы исчезли сами собой, и про заболевание я как-то даже забыл.
Потом узнал про курсы помощников машинистов на КГОКе. На курсы можно было устроиться только через медсанчасть. Меня проверили, сказали, что если состояние ухудшится или появятся приступы, то переведут обратно в слесаря. Я согласился. Но за восемь лет не было ни одного больничного, периодически проходил только медосмотры.
В 2011 году я обследовался в Центре профпатологии, и меня признавали годным к работе. В 2016 году Центр сообщает, что мне нельзя работать. Спорить с врачами я не стал, но диагноз мог изменить аллерголог. Аллергопробы показали, что я здоров. Результат был предъявлен в Центр, который изменил диагноз и признал меня годным к работе. Письменного заключения на руки мне не выдали, но предоставили дополнение к паспорту здоровья со всеми положенными печатями и подписями специалистов. Я привез дополнение на работу, где с меня начали требовать заключение Центра и одновременно стали прессовать по охране труда. А позже я узнал, что Центр профпатологии вновь изменил диагноз и сделал меня негодным к работе.
– Можно ли ваше увольнение назвать «показательной поркой» от руководства?
– Да. Я считаю, что со стороны работодателя все было сделано для того, чтобы показать, что профсоюз не способен защитить своих активистов. Они специально бьют по этому месту.
– Означает ли это, что кампания Евраза по дискредитации профсоюза частично удалась?
– Я бы так не сказал, хотя она ведется довольно давно. Тайное голосование на выборах председателя в 2016 году показало, как на самом деле относятся работники к Анатолию Пьянкову и, соответственно, профсоюзу. Если бы к профсоюзной организации не было реального уважения, голосование прошло бы по-другому. Притом, сколько денег было вложено Евразом ради этих выборов, какая пиар-кампания проводилась для того же Игоря Кукушкина, последний набрал смешное количество голосов: присутствующих из УГЖДТ в зале было намного больше, чем проголосовавших за него. Получается, даже в его родном цехе поддержали Игоря не все. А результат выборов показал, что и в среде ИТР очень многие сегодня против той политики, что проводит Евраз.
Забастовка в мою защиту не нужна
– Зачитаю комментарий Натальи, оставленный в ваш адрес на нашем сайте: «Вы, товарищ Боданин, мессией себя возомнили местного розлива, открываете глаза тысячам людей, до вас, конечно, не существовало профсоюзного движения во всем мире, оно появилось только благодаря вам лично. А на каком основании вы пригрелись в профкоме организации, к которой не имеете уже отношения в связи с увольнением?».
– Во-первых, она, видимо, не удосужилась посмотреть Устав профсоюзной организации, который позволяет состоять в профсоюзе даже неработающему человеку, особенно, если это человек был уволен. Во-вторых, хочу отметить, что членом профкома меня выбрали на конференции. И то, что я сегодня уволен, не обнуляет всех тех голосов и не означает, что меня можно сразу же убрать из профсоюза. В профкоме я все равно остаюсь. По поводу того, что я возомнил себя мессией – что значит «мессия»? Говорить о том, что творится на комбинате чуть громче других, разве это мессия? Я верю в силу нашего профсоюза, считаю, что меня смогут защитить, в какой степени – посмотрим. Но просто молчать, как другие, я не считаю нужным.
– Ваше увольнение не вызвало активных действий профсоюза, никто не объявил забастовку в защиту вас и других уволенных. Та же НатальЯ назвала все это «мышиной возней», которая никому не нужна… Согласны?
– Говоря такие слова, НатальЯ показывает собственное отношение к этому. Но для меня эта «возня» важна. В свое время я общался на эту тему с бывшим председателем профкома УГЖДТ Анатолием Забегаевым, который пытался «наставить меня на путь истинный», говорил, что меня все бросят, а профсоюз сольет. Но сегодня я, как и тогда, продолжаю выражать свою точку зрения, а не Анатолия Пьянкова или Владимира Помазкина. Я отлично понимал, чем мне это грозило. Я высказываю своё мнение, несмотря ни на что, считаю, что и без этой работы не пропаду. Призывать людей меня защищать – для чего? Забастовка – это не средство защиты интересов одного конкретного человека или небольшой группы лиц. В забастовке отстаивают глобальные интересы всего коллектива.
Помню, как Игорь Кукушкин привел на раскомандировку Виктора Шумкова и других отстраненных железнодорожников, и сразу начали говорить о забастовке. Я спроси: прежде чем забастовку проводить, вы отдали дело в суд? У начальников было медзаключение о том, что машинисты не пригодны к работе, и никакая забастовка не отменила бы это заключение. Нужно разбираться в суде, не втягивая весь коллектив. Но когда дело дойдет до составления коллективного договора, давайте в один из пунктов пропишем, что не должен применяться 796-й приказ Минздрава. А после заявлять, что коллектив готов к протестным действиям. Но сегодня этого не произошло, и работодатель по-прежнему применяет этот приказ.
– Но для выражения солидарности не обязательно прибегать к забастовке, есть работа по правилам.
– Не бывает такого, чтобы коллектив сам по себе организовался и провел солидарные действия, нужен лидер. А любого, кто может поднять голову чуть выше – тут же вычеркивают. Есть те, кто вроде бы мог в силу своего авторитета повести за собой, но они задумываются, а что с нами будет, ведь мы можем на его месте оказаться. Большинство работает на комбинате с окончания школы, ГПТУ – это единственное и постоянное место работы, и потерять его – словно выпасть из зоны комфорта.
– В 2011 году Владимир Жириновский предлагал ввести уголовную ответственность за нарушение трудовых прав по мотивам принадлежности к общественным объединениям, партиям, религиозным организациям. Это, так скажем, политическое увольнение, которое сегодня прослеживается и на вашем примере. Анатолий Пьянков не раз рассказывал о своем отце, который был осужден на пять лет за невыполнение незаконных требований прокурора. Он называл это «непочтение к родителям». Нужна сегодня такая статья?
– Я не стал бы свое увольнение называть политическим. Это больше напоминает «воспитание рабов». Государство передало в руки компаний функцию управления душами «крестьян», не защищая их на должном уровне.
– Глава Дивизиона «Урал» Максим Андриасов как-то высказался, что на НТМК и КГОКе у людей разный менталитет. Это так?
– Вполне возможно. Менталитет – это воспитываемая среда. На НТМК не было ни одной забастовки. На КГОКе в 90-е годы коллектив смог объединиться и заставил руководство выполнять его условия. Эта победа окрылила людей, и они до сих пор верят в свои силы. Они воспитали свой менталитет. На НТМК такого не было никогда, они довольствуются тем, что есть. У них профсоюз плавно перекочевал из Советского Союза в новый коллектив. На Качканаре сегодня добиваются изгнания мысли, что коллектив вообще может противостоять.
Евраз должен обратить внимание на проблемы КГОКа
– Какие проблемы сегодня есть в УГЖДТ, о которых много говорят, но не решают?
– Проблемы схожи между собой по всему комбинату. Самое главное – это полный технологический развал. Нужно закупать новое оборудование. Около пяти лет назад Евраз приобрел последние новые локомотивы, в цехе четыре типа локомотивов, два из которых – немецкого производства начала 70-х годов. Запчастей на них нет, как нет и гарантийного ремонта. Да и как можно давать какие-либо гарантии на технику, которая более сорока лет находится в эксплуатации? Все разваливается, а спрос идет с людей. Прямо на линии рабочие должны поддерживать оборудование в рабочем состоянии – а это нарушение охраны труда и техники безопасности.
В одном из последних несчастных случаев пострадала женщина-токарь, которая работала на станке. В происшествии обвиняют мастера, который не доложил, что станок не оборудован блокировкой безопасности. Но у нас нет станков с блокировками в принципе. Возникает вопрос: а куда смотрит Отдел охраны труда? Кто принял эти станки? Виноватыми всегда становятся мастер либо сам работник, а то, что нужно приобретать новые станки – на это никто не обращает внимания. Но станки 1960-х годов! Столько времени прошло, а технологии остались прежними. Вот уже много лет не могут запустить Собственно-Качканарское месторождение, никаких технологических новшеств нет, фабрики разваливаются, и тому есть документальные доказательства, но ничего не улучшается. Дожидаются несчастного случая – и только потом начинают что-то делать.
Покупка «БелАЗов» и электровозов – это недостаточный вклад в производство. Фабрики находятся в катастрофическом положении! Директор лично был на фабрике дробления и видел, что стоят четыре разных дробилки, удивлялся, но люди по-прежнему продолжают работать в этих условиях.
– Выполняет ли свои обязанности Игорь Кукушкин как председатель профкома УГЖДТ?
– Я считаю, что он выполняет их на среднем уровне. У него гораздо больше возможностей и рычагов, чем он применяет.
– Чего вы хотите добиться с помощью суда?
– Во-первых, признать неправомерными действия Центра профпатологии, который трижды менял заключение. Во-вторых, восстановиться на работе.
Для чего создан Центр профпатологии? Чтобы заботиться о здоровье работников или чтобы выполнять карательные функции? На мой взгляд, Евраз сегодня пользуется Центром, чтобы улучшить статистику профзаболеваний. У человека выявляют предрасположенность, которая, возможно, через два-три года разовьется в профзаболевание, а значит, он обратится в больницу и будет иметь право на соответствующие выплаты. Выявляя предрасположенность, человека заранее оставляют без работы, выбрасывают за борт с выплатой двухнедельной компенсации. В моем случае мне были предоставлены вакансии, но которые заведомо были для меня не приемлемы. По-моему, было бы неплохо обязать работодателя выплачивать среднемесячный заработок в виде материальной помощи на срок до полугода сотрудникам, уволенным по медицинским показаниям, в случае если им не предоставлено никакого трудоустройства. Данная мера заинтересовала бы работодателя в поиске реальных вакансий для сотрудников, потерявших свое здоровье за время работы на предприятии. Сегодня компания рапортует о резком снижении профзаболеваний в 2016 году, но то, что людей выкидывают на улицу без средств существования и с заболеванием, – это остается за скобками.